Король Галина Алексеевна
МОУ "Гультяевская средняя общеобразовательная школа", 10 класс Псковская область, Пустошкинский район д. Гультяи
Руководитель: Король Ольга Евгеньевна, учитель начальных классов

Аннотация
Данная работа рассказывает о восьми поколениях многочисленного старинного крестьянского рода Сухловых, об истории Теплого Дома Сухловых с момента его постройки и до разрушения. Речь пойдет о жизни людей самых обычных, но в их судьбах история страны отразилась не менее ярко, чем в жизни выдающихся личностей.
Содержание
Введение
I Магия места
1.1 Кутузовы. Федоровское
1.2 Почтовый тракт и станция
1.3 Погост Влицы - стратегический узел и «узел» в судьбе предков
II «Отчий дом» - не фигура речи
2.1 Собственный дом
2.2 Родительский дом
2.3 Дом дедушки Саши
III Утраченное и обретенное
3.1 Глубокие корни
3.2 Семейная святыня
Заключение
Литература
Приложение

Введение
Память о предках. Чем дальше она простирается в прошлое, тем очевидней, - это те корни, которые держат на земле род человеческий.
"Изучая предков, узнаем себя" - эти слова известного русского историка В.О.Ключевского подтверждают особое значение знания родословной для человека.
Преемственность поколений, знание корней своего рода сегодня особенно актуальны, ибо с каждым годом все слабее становится наша связь с прошлым, история рода удаляется от нас, уходят традиции, мировоззрение...
Не зная и не ценя своего прошлого, не храня о нем памяти, нельзя ценить настоящее и смело смотреть в будущее.
Цель моей работы:
- обобщить результаты исследований по изучению истории рода
Сухловых от первого до восьмого поколения.
Задачи:
- выявить источники, содержащие информацию о представителях
рода Сухловых;
- проанализировать особенности и традиции семьи Сухловых;

- исследовать историю дома Сухловых;
- подвести итог исследовательской деятельности по изучению
родословной прямых моих предков по линии отца.
Методы: Теоретические:
анализ документов, архивных материалов, воспоминаний, обобщение, сопоставление, синтез.
Эмпирические:
- интервью, беседа.

I. Магия места
Каждый раз, когда я вспоминаю о малой родине моих предков по отцовской линии - Сухловых, мне кажется, что веет сказкой: «это было в стародавние времена в тридевятом царстве»: Кутузовы, Федоровское, Великолукский почтовый тракт, погост Влицы, почтовая станция...
На самом деле все происходило в реальности в деревне Федоровское Локнянского района Псковской области. По современным меркам, - это самая заурядная российская деревня.
Но не исчезает магия этого места с тех самых пор, как я познакомилась с историей этого удивительного края в 2006 году. Тогда я собирала материал для своей первой работы по родословной «Тяжелый крест» - о моем далеком предке, схимонахе Ниле, в миру - Сергее Герасимовиче Сухлове (1850-1924 г). Я, Король Галина, являюсь его прапраправнучатой племянницей.
Тогда я впервые узнала о «стародавних временах», когда жили в деревне Федоровское мои предки, Сухловы, с четырьмя и тремя приставками «пра».
В 2007 году мне снова пришлось обратиться к материалам о Локнянщине: я готовила вторую работу - о моем ушедшем из жизни дедушке, Владимире Изосимовиче Короле (1935 - 2005) родом из Ростовской области. Он в 60-е годы прошлого века проходил журналистскую практику в Локнянской газете «Восход», а после окончания журфака Ленинградского Государственного университета некоторое время работал в редакции этой газеты заместителем редактора. О нем — моя вторая работа: «Узелок на порванной нити».
В конце 2009 года, в преддверии Дня победы и Года учителя, я решила написать о моей бабушке по отцовской линии, Король Маргарите Николаевне, урожденной Царевой (1934г). И я обратилась к материалам о Локнянском крае, о малой родине моих предков - Сухловых, так как моя бабушка представляет род Сухловых в пятом поколении. Она родилась в деревне Федоровское, училась в Локнянской средней школе, а после окончания филологического факультета Ленинградского университета, в 60-е годы работала в Локнянском районе: в школе рабочей молодежи, в Локнянской средней школе и в редакции газеты «Восход» в должности корреспондента - организатора местного радио.
Моя бабушка, М.Н. Король, - малолетний узник фашистских лагерей, и я сочла уместным посвятить ей работу именно в юбилейный год Победы. К тому же она - педагог по профессии, ветеран труда, и это стало поводом написать работу о ней именно в Год учителя. Сейчас бабушка - самая старшая представительница рода Сухловых в пятом поколении.
Вот так, по стечению всех этих обстоятельств появилась моя третья работа по родословной - «Одна из оставшихся». Снова о Локнянщине, о Федоровском, о Сухловых (Приложение № 1)
В результате частых обращений к истории этого удивительного края, к своим корням, я научилась смотреть на этот мир «внутренним взором», через призму родовой памяти, черпать сведения и эмоции из воспоминаний, документов, а иногда и опосредованно: через «воспоминания в воспоминаниях». Все это я и называю родовой памятью.
Малая родина Сухловых таит в себе особую притягательность. Здесь удивительным образом переплелись судьбы большой и малой родины с судьбами людей, чью каплю общей крови я несу из прошлого в будущее.
Скоро подойдут к концу мои школьные годы, а к тому времени я хочу закончить и работу над родословной по отцовской линии.
За несколько лет накопилось много материалов: фотографии, документы, письма и записи моих родственников, краеведческие исследования. Я решила на основе всего этого материала написать обобщающую работу об истории дома Сухловых с момента его постройки и до разрушения, о четырех поколениях его обитателей и о трех поколениях «осколков» этого некогда многочисленного старинного крестьянского рода. В общем, по известному выражению - «до седьмого колена». К седьмому колену принадлежу и я. События охватывают более века.
Дом Сухловых, который я уважительно буду писать с большой буквы, для первого поколения Сухловых был первым собственным домом, для второго и четвертого — отчим домом, а для последующих — пятого, шестого и седьмого - «Домом дедушки Саши», какие бы фамилии не носили потомки и в каком бы родстве не состояли с хозяевами Дома. Потомки сохраняли частицу тепла Дома в сердцах, иначе не пережила память о нем почти на полвека сам Дом.

1.1 Кутузовы. Федоровское

Началом истории, о которой предстоит рассказать, считается первая половина 19 века, вероятно, 40-е годы. А потом минул век 20-й и уже десятилетие 21 -го. Действительно стародавние времена. Называлось Федоровское в разное время то сельцом, то селом, то деревней. У Федоровского - интересное историческое прошлое. Когда-то деревня служила «Вотчиной» Кутузовым, потомственным военным Великолукского гарнизона. Именно это обстоятельство и высветило историю её в глубине веков. Известно, что в 1741 году владельцем сельца Федоровское в документах уже значился «Матфей Иванов Голенищев Кутузов». В 1744 году сельцо перешло к его сыну Иллариону Матвеевичу Кутузову. Позднее за имением и четырьмя детьми Иллариона Матвеевича, рано овдовевшего, приглядывала бабушка. Среди этих детей был и Михаил Илларионович Кутузов, будущий великий русский полководец. Позднее Кутузовы обосновались вблизи Опочки, в Ступине, но младший брат полководца Семен Илларионович Кутузов, рано вышедший в отставку с воинской службы по причине «душевной болезни», прожил в Федоровском до 1834 года, т.е. до своей кончины. Устное предание свидетельствует, что еще до отмены крепостного права (1861 г) бабушка Кутузовых освободила своих крестьян, наделив их землей. По родовому преданию, после последнего Кутузова у первых Сухловых, известных нам, уже была своя земля: на «песочке» сажали картошку и корнеплоды, на «долгой ниве» сеяли все, вплоть до льна и гречихи, а «в выгородке» находились покосы. Вероятно, наши первые предки - из Кутузовских крепостных, отпущенных на волю.
Издавна старожилами деревня Федоровское неофициально поделена на три части: Песовский край - от середины деревни, обозначенной прудом, - в южную сторону. В том направлении стояла когда-то деревня Песовка. Но и тогда, когда её не стало, тот край деревни по-прежнему назывался Песовским. Противоположный конец деревни именовался Петровским краем. В той стороне, на окраине теперешней Локни, когда-то стоял барский, окруженный фруктовым садом, сиреневыми аллеями и купальней. Это место носило название Петровское. В советское время барский дом был превращен в больницу, купальня была разрушена, фруктовый сад погиб в морозную зиму 1940 года. Оставались только одичавшие аллейки сирени. Петровское давно перестало существовать, но Петровский край в деревне был. Третья часть деревни, Кривой край, - по-видимому, более позднее образование. Он спускался под горку, на восток, от середины деревни и перпендикулярно основной улице. В Кривом краю - «корни» Сухловых: там и был поставлен Дом, первый из известных нам.
Сейчас по деревне Федоровское проходит стратегически важное шоссе, связывающее Санкт-Петербург с центром и юго-западными областями России, а также с ближним зарубежьем: Беларусью, Украиной.

1.2 Почтовый тракт и станция

Сейчас по деревне Федоровское проходит стратегически важное шоссе, связывающее Санкт-Петербург с центром и юго-западными областями России, а также с ближним зарубежьем: Беларусью, Украиной.
Деревенская улица тянется вдоль шоссе на километр. Это шоссе исторически восходит к старинному Великолукскому почтовому тракту. Он и тогда проходил вдоль Федоровского более чем на версту, превращая деревню в бойкое место, т.е. давал некоторые преимущества жителям, например, в торговле или приработках на извозе. Тем более, что в полутора верстах от Федоровского почтовый тракт подходил к погосту Влицы и там разветвлялся, связывая Великие Луки(а через них - и Москву) с западом и северо-западом. Одна ветка направлялась через реку Ловать к городам Холму и Новгороду, другая — через Ашеву и Порхов — к Пскову, третья — через Миритиницы и Ржеву Пустую - к Опочке и в Прибалтику. Таким важным стратегическим узлом был погост Влицы, упоминавшийся в летописи с 1488 года. В те времена стояла там деревянная Ильинская церковь, а с 18 века её сменила каменная, Спасо-Преображенская.
И тракт, и церковь способствовали оживлению этих мест. Сюда стекался окрестный люд на торговые ярмарки и богомолья. Здесь торговали, знакомились, венчались, крестились, отпевались и находили свое упокоение на Влицком сельском кладбище.

1.3 Погост Влицы - стратегический узел и узел в судьбе предков

С Влицами тесно связана жизнь и судьба моих предков II и III поколений. На почтовой станции Великолукского тракта, во Влицах, мой прапрапрадед Леонтий Сухлов держал чайную, а другой прапрапрадед Григорий Кузнеченков - небольшую лавочку с товарами повседневного спроса. Породнившись, они положили начало нашей ветви рода Сухловых.
Пользуясь хорошим сообщением, мужчины Сухловы вместе с односельчанами в межсезонье полевых работ, по санному пути, «промышляли извозом», т.е. нанимались к купцам перевозить товары во всех четырех направлениях. Это давало «живые деньги», необходимые в крестьянском хозяйстве и быту. Деревня жила бедно, а Сухловы считались справными хозяевами.
... Теперь погост Влицы поглощен поселком Локня, возникшим в 1900-е годы после прохождения по этим местам железной дороги. В советское время, видимо, по созвучию, Влицы переименовали в улицу Урицкого. Значимость Влиц осталась в далеком прошлом. Вот поэтому и хочется сохранить память об этом удивительном крае, так тесно связанном с историей России, и с судьбами моих предков Сухловых и Кузнеченковых. Мои предки вели там свое маленькое «дело», а большое Дело - объединение Московского, Псковского и Новгородского княжеств и возникновение Государства Российского выполнял проходящий через деревню Федоровское и погост Влицы Великолукский почтовый тракт. Тому есть документальные свидетельства ещё со времен Ивана Грозного. Не исчезает магия этих мест, и былинно звучат для меня слова: Федоровское, Кутузовы, Влицы, Великолукский тракт, почтовая станция, Кривой край, Сухловы. Здесь жили мои многочисленные предки. Я - «седьмое колено» их (Приложение №2)
Мои записи могут представлять определенный интерес, т.к. тот уклад и дух Дома безвозвратно ушли в прошлое, и кажутся сейчас экзотикой, фольклором, предметом изучения науки этнографии. Мне выпала роль обобщить известное, сохранить для потомков душевную приязнь к Дому Сухловых, пополнить родовую память.
У нас, осколков когда-то многочисленного рода, носящих теперь разные фамилии, разбросанных по всему свету, нет прежних связей ни между собой, ни с малой родиной предков. Но все-таки там, в Локнянщине, наши корни «до седьмого колена». Теперь, к сожалению, корни - только на Влицком сельском кладбище, где нашли свое упокоение несколько поколений Сухловых. И более глубоких корней ни у кого из нас, несущих каплю крови Сухловых из прошлого в будущее, пока нигде не обнаружено.

II. Отчий дом - не фигура речи.

Первое поколение Сухловых - это мои прапрапрапрадедушка Герасим и прапрапрапрабабушка Евдокия Сухловы. Кто они? В родовой памяти Сухловых утвердилось мнение, что они - из кутузовских крестьян, отпущенных на волю. Вероятное время их рождения — около 1830 года, так как точно зафиксированное в документах время рождения их первенца - 1850 год. Из родовой памяти известно также, что первый Дом Сухловых «родовое гнездо», построили они. А их первенец, Сергей Герасимович Сухлов, родился в новом доме.
Таким образом, приняты отправные точки: родились Герасим и Евдокия Сухловы около 30-го года 19 века, а Дом построен не позднее конца 40-х годов. Хронологию определили две исторически закрепленных даты: период между уходом из жизни С.И.Кутузова (1834 год, дата обозначена на надгробье около Преображенской церкви во Влицах) и 1850 годом временем рождения у Сухловых первенца, Сергея Герасимовича, будущего схимонаха Нила (дата его рождения зафиксирована и в «Житии», и в нескольких публикациях о нем в печати).

2.1 Собственный Дом

Дом первых известных нам Сухловых возник в Федоровском, в Кривом краю, примерно посередине переулка. В дальнейшем рядом или напротив ставились дома потомков, и появилось вокруг Дома компактное поселение родственников. Через век, перед Великой Отечественной войной здесь стояло уже семь домов, в которых жили люди с фамилией Сухловы -потомки Герасима и Евдокии.
Мне повезло, что в родовой памяти облик первого Дома, сведения о нем сохранились в мельчайших подробностях, буквально от чердака до подвала. Часто подчеркивалось, что Дом был теплым, имея в виду прямой смысл этого понятия. Настолько часто это повторялось, что хочется понимать смысл слова «теплый» шире и тоже писать его с заглавной буквы, иначе не осталось бы такого следа в памяти его обитателей из разных поколений.
Строился Дом на века и на большую семью, из массивных бревен, просторный, добротный. Состоял он из двух половин, разделенных просторными сенями. Среди толстых бревен окна выглядели непропорционально маленькими. По два окна в каждой половине Дома и одно — в сенях смотрели на деревенскую улицу мрачновато. Чувствовалось, что среди строителей и хозяев Дома не было человека с художественным вкусом: ни резных наличников и ставень, ни привычных «петушков» или «коньков» в торцах крыши не было. На фронтонах - только маленькие подслеповатые окошки. Наличники и двери из плотного розоватого дерева потемнели, но краски никогда не знали. Всюду — только дерево. Сейчас бы сказали: некрасиво, но экологично. Но стоит подчеркнуть такое обстоятельство: насколько Дом был лишен внешней красоты, настолько была ему присуща добротность, рациональность и продуманность каждой детали.
Между Домом и хозяйственными постройками (хлев, сенник, дровяник, амбар — под одной крышей) — массивные деревянные ворота с калиткой. Перед калиткой и за ней - плоские каменные плиты. С внешней стороны - приспособление для очистки обуви от грязи и снега и метлы, потому что сразу за калиткой - чистейший в любое время года внутренний дворик, по которому с первых проталин и до осенней снежной крупки обитатели Дома ходили босиком.
Во внутреннем дворике находился колодец с крытым срубом и цепью на вращающемся валу.
С южной стороны Дома - огород и хороший молодой сад. Деревья по временам замещались на новые, но сад на прежнем месте стоял до суровой зимы 1940 года.
Две половины Дома, одинаковые по площади и внешнему виду, дверями выходили в сени, а из сеней - в длинный коридор. В нем располагались небольшие кладовки, чуланы и важное в больших крестьянских семьях место - «нужник». Чтобы он был теплым, в углу стоял чугунный котел с крышкой, в который ссыпались горячие угли и зола из печей. Тяжелую крышку дети не смогли сдвинуть, а котел долго отдавал тепло.
Несколько слов о сенях. Кроме того, что в это просторное помещение выходили двери из двух половин Дома, сени имели и другие функции.
Слева от коридорной двери стояли жернова. Они представляли собой небольшой прочный стол с бортиками. В переднем бортике - окошко с задвижкой - для сбора муки. Посреди стола - два плоских каменных круга, один на другом. Верхний - с выемкой для зерна. Верхний круг вращался с помощью отполированной до блеска ручки, закрепленной вверху. На стене -«букеты» из сухих гусиных перьев - для сметания муки.
Справа от входа в сени, в нише, образованной под лестницей на чердак было место для тяжелого массивного маслобойного оборудования. В него входили: ступа, выдолбленная из целого комля дерева в виде бокала, в ней -пест, обитый в торцах железом, с помощью которых «рушили» ячмень и измельчали обжаренное в печи льняное семя в муку. Там же, в нише, стояли грубые детали «била» - приспособления для отжима масла, а также корзина с мелкими деталями и клиньями. Процесс изготовления льняного масла был непростым, нечастым, но значительным событием в хозяйстве. Иногда при этом объединялись с родственниками или соседями.
Из важного в сенях следует упомянуть также о широком деревянном топчане под кисейным пологом. Его устанавливали весной и разбирали поздней осенью. Топчан с соломенным матрацем и лоскутным одеялом служил для дневного отдыха тем, кто в жару работал на поле. Наскоро умывшись и перекусив, можно было отдохнуть в прохладных сенях. Кисейный полог предохранял от мух. А матери летом укладывали на топчан маленьких детей, на дневной сон: дети в сумраке и прохладе дольше спали, давая возможность женщинам управиться с домашними делами.
Под топчаном ждала своего часа массивная буржуйка с трубами и «коленьями», которая с наступлением холодов устанавливалась на кухне.
На подоконнике в сенях стояли заправленные керосиновые лампы и фонари, готовые к использованию по всему Дому и хозяйственным помещениям.
В углу сеней стоял ларь для продуктов, над ним - полки для всяких мелочей. Вдоль стены - скамья с ведрами отстаивающейся жесткой колодезной воды. Все - на определенном месте, в доступности и готовности. Обязанности следить за порядком были распределены, проверить их исполнение было нетрудно.
Кажется, что много в описании лишних деталей, но они составляли уклад семьи, окружали обитателей Дома. И уклад этот был тем и прочен, что все лежит на своем месте, и все знают свои обязанности. Это позволяло жить и работать «неспешно, но успешно».
Из сеней на чердак вела прочная лестница в два пролета с перилами. На чердаке не держали хлама, был простор и чистота, пахло березовыми вениками, которые в большом количестве и разных размеров висели на жердях. На отдельной жердочке - пучки засушенных «зрелых» кленовых листьев. Об их назначении речь пойдет впереди.
Недалеко от спуска на скамьях стояли деревянные корыта, укрытые полосатыми домоткаными дорожками. Они были выдолблены из целых комлей деревьев и представляли собой для семьи определенную ценность. За корытами следили, иногда увлажняли, чтобы не растрескивались. Первое из корыт - для перетирания рубленой капусты по осени. Изредка оно использовалось и для перетирания поджаренной льняной муки при изготовлении масла. Второе корыто, небольшое, но тяжелое, предназначалось для рубки мяса на домашние колбасы. Оно использовалось, как правило, один раз в году - к Рождеству.
Над второй половиной Дома стояли принадлежности для женских рукоделий: «кросна» - простой ткацкий станок в разобранном виде, различные прялки и самопряхи, пяльцы и мотовила, мялки, чесалки и прочее. Почти все в натуральном крестьянском хозяйстве изготавливались собственными руками.
У крестьянских детей всегда было немало трудовых обязанностей и почти никаких развлечений, поэтому и «восхождения» на чердак, и «вылазки» в подвал были памятны и встречались в воспоминаниях разных поколений.
Подвал был удобен, его использование продумано до мелочей и приспособлено к натуральному хозяйству. Вниз вела надежная лестница. Вход располагался возле русской печи со стороны спальни и был оформлен в виде «лежанки», приподнятой над полом. Этот помост по случаю использовался как дополнительное спальное место, а в повседневности на нем любили играть дети. В глубине подвала, не сгибаясь, ходили мужчины, для них там было немало работы. Две большие бочки для капусты и огурцов устанавливались стационарно и на поверхность никогда не поднимались. К сезонам их готовили с помощью можжевеловых веток и раскаленных камней. Толстым слоем веток можжевельника устилали дно бочек, раскаленные камни и воду спускали в ведрах в подвал. Камни опускали на ветки, сразу же заливали водой и накрывали крышками и ветошью. Так проводилась обработка бочек целебным паром к приему нового урожая.
Были свои приемы, выработанные практикой, и в хранении картофеля, корнеплодов, шпика и солонины в просторном подвале.
Я подробно описала Дом Герасима, моего прапрапрапрадедушки, каким сохранился он в родовой памяти, потому что все это - исконно-русское, дошедшее из 19 века, от первого поколения Сухловых. Так случилось, что среди наследников Герасима во II поколении не оказалось «реформаторов» уклада, и Герасиму пришлось содержать Дом и вести хозяйство самому вплоть до появления внуков третьего поколения. Поэтому и сохранялось долго все в первозданном виде. Об обстоятельствах, способствующих этому, я постараюсь рассказать дальше.

2.2 Родительский Дом

Второе поколение Сухловых, дети Герасима и Евдокии. Сергей Герасимович Сухлов (1850- 1924), Леонтий Герасимович Сухлов (1852- ?)
В 1850 году в семье Сухловых родился первенец, Сергей, а ещё через два года — второй сын, Леонтий. Сыновья в старину были особой гордостью и надеждой: наследники, кормильцы. По обыкновению, Сергей и Леонтий окончили начальную школу. Некоторое время подростков приучали к хозяйственным - мужским работам, а потом родители отправили Сергея в Питер — в заработки и «приглядываться» к ведению дел на складах, в лавках, в трактире, харчевнях. Вероятно, у Герасима уже появилась мысль - открыть свое «дело».
Надо сказать, что Сергей рос тихим, мечтательным, любил посещать церковь. В Питере он также прилежно посещал богослужения, и однажды услышал проповедь известного пастыря Иоанна Кронштадского. Узнав о том, что батюшка доступен для простого народа, Сергей Герасимович добился беседы с ним, а после беседы утвердился в мысли, что должен уйти из мирской жизни и посвятить себя служению Богу (Приложение № 3)
Но у его отца, Герасима, были другие планы: за время отсутствия сына он поставил небольшой домик через дорогу от своего. Предполагалось, что этот домик временный. Сергею было велено возвращаться домой, жениться и приступать к ведению хозяйства. Сергей возражал, объяснял причину, но не был понят отцом, а ослушаться не посмел. Свадьба Сергея с Марией состоялась, но наследником и хозяином Сергей так и не стал: не в силах сопротивляться воле отца, он тайно исчез из дома и больше никогда не появлялся ни в своем доме, где продолжала жить его бывшая жена Мария, ни в отчем Доме. Сергея долго искали, предполагая его гибель. А Сергей в это время обосновался в лесу, на островке среди болот, пока монахини местного монастыря, собирая по осени клюкву, не обнаружили место его «спасения». О «спасенке», т.е. отшельнике, разнеслась весть по округе, и племянники Степан и Александр, верхом на лошадях отыскали этот остров. С ними Сергей Герасимович в дальнейшем изредка виделся, они привозили ему продукты, одежду и другое необходимое. Сергей, как и мечтал, посвятил всю свою жизнь служению богу. Он много страдал, скитался, прогоняемый из частных владений - лесов, дважды совершил паломничество в Иерусалим, пока, наконец, не попал в обитель преподобного Нила Столобенского на озере Селигер. Там он принял монашеский постриг и стал схимонахом Нилом. В его «Житии» пишется, что к концу жизни старец Нил обладал даром предвидения и целительства.
В семье Герасима и Евдокии подрос Леонтий, младший сын, но хозяином он стать не мог: с детства у него болели ноги. Направить в Питер, «на практику», инвалида родители не решались. Они горевали о том, что Бог дал им мало детей. Леонтий Герасимович поселился в свободной половине родительского Дома, женился на Арине родом из окрестностей деревни Михайлов погост, из маленькой деревеньки Юткино, что примерно, в 20 верстах от Федоровского. С землей и скотом Герасим по-прежнему управлялся сам до появления внуков. Поэтому-то и уклад жизни в Доме оставался неизменным вплоть до третьего поколения Сухловых.
Для Леонтия все-таки было основано небольшое «дело» - чайная на Влицкой почтовой станции Великолукского почтового тракта. Его «дело» находилось в двух верстах от Дома, и ежедневно на лошади по санному и колесному пути Леонтий отправлялся на почтовую станцию и управлялся с делами, несмотря на инвалидность.
Второе поколение Сухловых, Леонтий и Арина, были более счастливы в детях; у них родились три сына и дочь: Степан, Александр, Иван и Александра. Начиная с них, всех Сухловых, рождавшихся впоследствии, в деревне называли «левченками». Это прозвище получали и все невестки, зятья, т.е. все, кто породнился с потомками Леонтия. Считали односельчане Сухловых людьми серьезными, мудрыми, умеющими держать слово и прийти на помощь, бескорыстными, но несколько замкнутыми и самолюбивыми. Хотя по характеру мои многочисленные предки были очень разными людьми, но серьезность и сдержанность, действительно, «левченкам» были присущи.
Третье поколение Сухловых. Дети Леонтия и Арины: Степан. Александр, Иван, Александра — первые «левченки».
Старший сын, Степан Леонтьевич, красавец и богатырь, особенно запомнился потомкам. На него, по преданию, деревенские девушки сбегались смотреть через свои заборы, когда он проходил или проезжал мимо. Он без особого прилежания окончил начальную школу и ещё подростком с большим рвением погрузился в крестьянские хозяйственные заботы. Степан Леонтьевич постепенно заменял деда Герасима, который с радостью и облегчением наблюдал за деловой хваткой внука. В Санкт-Петербург решено было Степана не отправлять, т.к. в нем угадывался настоящий крестьянин, хозяин. Он рано женился, поставил собственный дом через дорогу, немного наискосок от отчего Дома.
Ещё молодым Степан овдовел, оставшись с пятью детьми. Женился во второй раз, в этом браке у него родилось ещё четверо детей. И во второй раз Степану Леонтьевичу пришлось остаться вдовцом, уже с девятью детьми. Теперь Степан «выводил в люди» младших детей с помощью старших. Его сыновья Павел, Илья, Иван и Дмитрий обосновались в Питере. Алексей, Михаил и Василий Степановичи остались на родине, поставили свои дома по соседству с Домом. Дочери Степана Леонтьевича - Надежда и Наталья, вышли замуж за земляков и остались жить поблизости.
Средний сын Леонтия Герасимовича - Александр Леонтьевич Сухлов (1878 - 1953), был полной противоположностью Степана. Он с увлечением учился, проявил хорошие способности и школу окончил с «Похвальным листом». Александр очень любил читать, и читал все, что попадалось под руку. Он был общительным, мог заворожить собеседника своей эрудицией. Леонтий Герасимович понял, что эти качества сына послужат процветанию его «дела», поэтому, недолго подержав подростка после школы при себе, в чайной в помощниках, отец отправил среднего сына в Питер с той же целью - «приглядеться» к ведению дел в торговле и других видах обслуживания. За то время, пока Александр помогал отцу, он успел приобщить Леонтия к книге. Александр читал и пересказывал книги отцу, ведущему малоподвижный образ жизни, а Леонтий Герасимович не жалел денег на покупку книг. Почтари привозили по заказам Сухловых книги со всех четырех концов тракта.
В результате Александр Леонтьевич Сухлов, имея только начальное образование, славился как самый образованный и эрудированный человек в округе. Его ещё в юности стали называть по имени-отчеству, считались с его мнением, просили совета. Таким был мой прапрадедушка, основатель нашей ветви Древа Сухловых. О его семье и его потомках, к которым в седьмом поколении принадлежу и я, пойдет основной рассказ в этой работе.
Степан и Александр Леонтьевичи, рано женившись и став многодетными отцами, избежали службы в царской армии. Эта нелегкая доля выпала младшему сыну Леонтия Герасимовича - Ивану Леонтьевичу. Он был призван на срочную службу и попал в пекло Первой мировой войны. Иван был отравлен газом, попал в плен и несколько лет провел в Германии. Родные, не получая от него вестей, считали Ивана погибшими. На родину Иван Леонтьевич возвратился только после Октябрьской революции. С помощью братьев он поставил собственный дом рядом с родительским Домом, женился на Прасковье Ананьевне из одной окрестной деревни и имел четверых детей: Зинаиду, Александра, Веру, Михаила.
И несколько слов о последней представительнице III поколения Сухловых из боковой ветви рода - Александре Леонтьевне Сухловой. Она вышла замуж за односельчанина Макушева Дмитрия Федоровича. В их семье родилось три дочери: Александра, Зинаида, Анна. Дом Макушевых находился в Песовском краю Федоровского.
А теперь подробнее об Александре Леонтьевиче Сухлове (1878-1953) и Вере Григорьевне Сухловой, урожденной Кузнеченковой (1880 - 1945), т.е. о моих прапрадедушке и прапрабабушке (Приложение 4)
После возвращения из Питера Александр Леонтьевич Сухлов удачно женился на односельчанке Вере Григорьевне Кузнеченковой. Невеста была из уважаемой и состоятельной семьи местного лавочника, к тому же — самая красивая из 4-х его дочерей (Вера, Надежда, Мария и Марфа). В семье было и два сына. Кузнеченковы считали замужество Веры удачным, по-родственному общались со сватами. Жили Кузнеченковы на основной улице деревни, в центре её, на берегу Большого пруда. Так называли бывший барский пруд, в отличие от других маленьких прудов в деревне Федоровское. Молодая жена была трудолюбива, скромна, а за кроткий характер, доброту, отзывчивость и голубые глаза её ещё в родительском доме прозвали «Голубица». Она спокойно вошла в Дом Сухловых, подружилась с родней мужа. Дом наполнялся детскими голосами. Об их молодой семье говорили: «что ни год, то дитя». Новая семья была полна надежд, обустраивала половину Дома, опустевшую после ухода из жизни Герасима и бабки Евдокии. О другой половине Дома, в которой продолжали жить родители, Леонтий и Арина, сведения скудные. Моя прабабушка Мария Александровна Царева (урожденная Сухлова) хранила только одну «картинку», в избирательной детской памяти: на широкой кровати лежит крупный старик -её «дед Левка». В последние годы жизни Леонтий Герасимович был прикован к постели из-за болезни ног. Худенькая бабушка Арина часто ходила через сени - на половину семьи Александра Леонтьевича, общалась с невесткой, внуками, угощалась у них любимой пшенной кашей с топленым маслом. Стариков на их собственной половине обслуживали невестки и старшие дети Степана и Александра. Многочисленным младшим внучатам доступ к старикам был закрыт, чтобы не беспокоили. Но однажды маленькой Маше удалось побывать вместе со старшими « у деда Левки». Вот и сохранилась в памяти ребенка: крупный старик на широкой кровати.
Пока были живы родители, Степан и Александр вели "отцовское", общее хозяйство совместно. Это не составляло труда, так как все Сухловы селились компактно, рядом или напротив Дома. У них даже баня была общей: большая, построенная возле пруда со старой вербой сразу за огородом бывшего домика Сергея Герасимовича — Нила. Совместно вести хозяйство братьям не составляло труда и потому, что Степан воспринял от деда Герасима правило: всё на месте и все при деле. Он сам придерживался этого правила и на правах старшего в роду требовал от остальных того же. Ко времени ухода из жизни родителей братья Степан и Александр были уже многодетными, поэтому было решено разделить имущество и отломать освободившуюся половину Дома, чтобы Степан смог сделать пристройку к своему дому, ставшему тесным для подрастающих детей от двух браков. Вероятно, в это же время была продана и чайная на почтовой станции, и мой прапрадед Александр Леонтьевич стал крестьянствовать в полной мере.
Совместными усилиями родни половина Дома была разобрана, сделана пристройка к дому Степана Леонтьевича, а пролом в стене сеней был "зашит" тонкими бревнами.
Таким образом, родовое гнездо приняло усеченный вид, вырастив в своем чреве три поколения Сухловых и старших представителей четвертого поколения. Для первого поколения он был первым собственным домом, для второго, третьего и четвертого — отчим Домом.
Когда осталась только половина Дома, он окончательно потерял свое внешнее величие, стал ещё менее привлекательны снаружи. Ещё в большей диспропорции оказались небольшие окна с толстыми бревнами стен. Внешних усовершенствований поколения Сухловых не проводили: все оставляли так, как было при деде Герасиме. Изнутри тоже казалось, что все осталось неизменным: из дверей - в те же широкие сени, из сеней - в коридор и на придворок. Отсутствующая половина, где жили старики, всегда была малодоступной. Большая семья Александра Леонтьевича и Веры Григорьевны привыкла занимать только полдома. Налаживался собственный уклад семьи, состоящий из более чем десятка обитателей. Кроме хозяев и их детей, в последние годы в семье Александра Леонтьевича проживала и престарелая Мария Сухлова, бывшая жена Сергея - Нила, которому Александр Леонтьевич приходился племянником. Сердобольная Вера Григорьевна перевела старушку к себе из её домика напротив, чтобы та не скучала в одиночестве.
И снова не обойтись без подробностей, чтобы описать, как обустроила свой быт в усеченном Доме семья Александра Леонтьевича и Веры Григорьевны, какой сохранилась в родовой памяти их половина.
... Из сеней - ступенька вверх, к тяжелой двери, которая открывалась и закрывалась с характерным звуком, не меняющимся десятилетиями. За дверью - кухня. Справа - большая русская печь с прислоненными к ней ухватами разных диаметров, кочергой, ковшом. Все это - на длинных ручках. Из экзотики - киселевка, особое приспособление из тонкого ствола березки с отходящим под прямым углом корнем. Все это отполировано, и применялась киселевка, когда нужно было помешать кашу или кисель в чугунке в глубине горячей печки.
На "плече" печки — широкая лопата — хлебница, которой отправляли в недра печки большие караваи. Над печкой - жердочка для сушки рушников и ветоши. Все у хозяйки под рукой.
Детально рассмотрим печь - важнейшую часть быта. Она функционировала в течение дня и была готова к любым неожиданностям.
Справа в устье печки - ниша или "ямка", где под слоем золы тлели угли. Здесь же стоял низкий металлический треножник. Раздув угли под ним, в любое время можно было быстро приготовить неожиданному гостю яичницу на сале. А слева от печи, на низком широком табурете, возвышался самовар - богатство и гордость семьи. Он всегда был начищен до солнечного блеска, демонстрировал на выпуклом боку ряд тисненых медалей. Самовар придавал особую праздничность всей кухне, в которой преобладал серый цвет старого дерева. Он был также готов к встрече нечаянного гостя. В семье чай из самовара пили субботними вечерами, после бани, да по воскресеньям в полдник. А в будни — только для гостя. Вмещало это чудо полтора ведра воды, а закипало так быстро, что гость едва успевал передать приветы и расспросить о здоровье хозяев. Ну а для хозяев в будни горячую пищу и питье хранила до самого вечера в своем чреве русская печь.
Слева от двери на подставке стоял чугунный котел. Над ним висел "рукомойник" - странный сосуд с тремя рожками по бокам, так что умываться одновременно могли трое, поочередно наклоняя к себе "рукомойник" за рожок. На стене, на крюках — суровые рушники и беленые полотенца для взрослых и детей.
Дальше — место для буржуйки. В теплое время года оно пустовало. На смежной стене - "посудник", целая система полок почти до потолка. Наверху - крупы, сухофрукты, сушеная зелень. Ниже - посуда, а у самого пола стопками расставлены чугуны, чугунки, сковороды, ковши и другое. От посудника вдоль стены с окнами — скамьи, составленные буквой "П", а между ними - длинный прочный стол. Хозяин садился во главе стола, хозяйка - на противоположной стороне стола, чтобы свободно ходить и к посуднику и к печи. А домочадцы рассаживались на скамьях в таком порядке: кто помладше, садился ближе к матери, кто постарше, - ближе к отцу. Каждый знал свое место и свою посуду: глиняные мисочки и деревянные ложки. Порционную еду все брали из общего блюда.
Каравай хлеба лежал прямо на столе. Возле него - ломти побольше и поменьше и нож. Хлеб нарезал хозяин перед каждой трапезой. Тут же стояла и деревянная солонка.
На столе в будни не было ни клеенки, ни скатерти. Все раскладывалось на выскобленной столешнице. Скатерти и кисейные занавески на окна доставались из сундуков только по праздникам.
Над столом висела керосиновая лампа под абажуром, которую по системе шнуров можно было поднять к самому потолку или опустить к поверхности стола.
И еще одна вещь на кухне, дошедшая чудесным образом в избирательной детской памяти - часы-ходики. Они были выполнены в виде головы кошки с глазами, поворачивающимися то налево, то направо. На цепочке спускалась гиря в виде еловой шишки, которую время от времени подтягивали вверх. Запомнилось характерное тиканье часов и скрип поднимающейся гири.
Эти часы были единственными на весь Кривой край. По субботам возле них было настоящее столпотворение. Посадив хлебы в печи, соседки спешили к "ходикам", чтобы засечь время, а потом через огороды общались целые 2,5 часа или посылали своих детей справиться о времени. Близорукая Прасковья Ананьевна, жена Ивана Леонтьевича, прибегала несколько раз, становилась на табурет и рассматривала положение стрелок "носом к носу" с кошкой-ходиками. Не дай Бог передержать хлеб в печи! Корка отстанет - позор хозяйке. Печь хлебы и пироги, готовить традиционные русские блюда, закладывать квасы, а в большие праздники - пиво, Вера Григорьевна была мастерицей и признанным авторитетом. Многие родственники вспоминали её большие пироги-полумесяцы с капустой и морковью, ватрушки и яблочные пироги с решето размером: семья была большая. Упоминались кисели фруктовые, овсяные, гороховые, которые хозяйка разливала по персональным мисочкам и "студила" на подоконниках. Эти густые блюда ели ложками. К праздникам хозяйка приберегала лучшую муку и пекла для детей румяные, смазанные яйцом "бабашки" - вырезанные по диаметру стакана пышные булочки. Их высыпали горкой на деревянное блюдо, ставили на видном месте, доступном для детей, и все маленькие Сухловы разной степени родства имели к лакомству свободный доступ.
Моя бабушка, Маргарита Николаевна, по семейным обстоятельствам, большую часть довоенного детства провела в семье Александра Леонтьевича и Веры Григорьевны. Самое памятное для неё - "хлебные субботы". В большой квашне разводилось - "затворялось" тесто. Квашня, укутанная, ставилась у печи. Ночью старшие дочери Веры Григорьевны вставали и при слабом свете лампы с подкрученным фитилем, чтобы не будить спящих, долго вымешивали тесто и, снова тепло укутав, оставляли до утра. Поднимались рано. Мужчины переносили тяжелую квашню на кухню, к столу, девушки снова долго его вымешивали. А дальше Вера Григорьевна начинала священнодействовать сама. Ещё с вечера дети приносили с чердака несколько букетов кленовых листьев, заготовленных с осени. Хозяйка их ошпаривала кипятком, выравнивала, складывала стопкой под груз. Утром с "плеча" печки доставалась лопата - "хлебница", широкая и легкая, устилалась листьями, и на ней Вера Григорьевна формировала большой продолговатый каравай. Она заглаживала его до блеска, рисовала сверху крест, а края обминала пальцем, чтобы получались зубчики. Шесть таких красавцев отправлялось в печь — по одному на день. В субботу доедали остатки. А если все было съедено, хозяйка перед открытым огнем пекла несколько ржаных лепешек на сковороде. На последней лопате Вера Григорьевна на каждый листик сажала маленький колобок - хлебец, чтобы порадовать детей, внучат, а подчас и забежавших маленьких родственников. По форме хлебцы были точной копией больших караваев, с крестиками и зубцами, что всегда очень радовало ребятишек. Готовые караваи доставались из печи строго по времени, соскабливались листья, обмывалась корка, и хлебы укладывались вдоль лавки на длинное суровое полотенце и таким же покрывались. Поднимался душистый пар, и для ребятни было удовольствием постоять у лавки и подышать вкусным паром. Моя бабушка Рита рассказывала, что в хлебный день она, маленькая, просила разбудить её рано, укутать в чей-нибудь полушубок и усадить в углу, за столом. К утру кухня выстывала, но пропустить священнодействие своей бабушки Веры она не соглашалась. Ей было всегда интересно, как возникал тот колобок, который каждую субботу вручала к обеду ей бабушка. К тому же Вера Григорьевна сама любила работать в присутствии внучки, вслух комментируя свои действия. А чтобы девочке не было скучно, ставила перед ней то сушеные яблоки, то блюдечко с брусникой, клюквой или размоченным горохом, то сладкую печеную луковицу, а в сезон - вишни или яблочки-ранетки.
Такой запомнилась моей бабушке - её бабушка, "Голубица" Вера Григорьевна. Кстати, её сдержанность, сердечность и доброта передались в нашем роду ещё трем женщинам: её дочерям Анне и Прасковье и внучке Але, младшей сестре моей бабушки, Александре Николаевне Царевой, уже ушедшей из жизни.
Все эти "Голубицы" не умели жить для себя, первыми бросались на помощь другим и могли отдать последнее.
Вся жилая площадь усеченного Дома прапрадедушкой Александром Леонтьевичем была разделена перегородками на три части. Кроме описанной кухни, имелись ещё спальня и горница. Перегородки не доходили до потолка, чтобы свободно распространялись отблески света и циркулировало тепло от печки и буржуйки по всему Дому. Во всем - экономия.
В спальне стояли деревянные кровати кустарной работы самого Александра Леонтьевича, неокрашенные и без украшений. Накрывались они в будни только лоскутными одеялами, теплыми или тонкими - по сезону. Одеяла были так искусно выполнены, что позволяли путешествовать в "пространстве и времени". В родовой памяти сохранилось следующее: когда солнышко освещало спальню, Вера Григорьевна расстилала на полу одно из одеял, усаживала на него малышню, и начиналось увлекательное путешествие. Дети расспрашивали о понравившемся лоскутке, и возникала целая история: кто носил такое платье, что это был за человек, когда это происходило, и где этот человек сейчас.
Подобные "экскурсии" Вера Григорьевна проводила с помощью цветных стекляшек и черепков, которые приносили дети с улицы.
Вера Григорьевна обладала даром сказительницы, у неё был глубокий низкий голос, а голубые большие глаза так серьезно смотрели, что истории приобретали таинственность и важность, запоминались навсегда и пополняли в дальнейшем родовую память.
По праздникам кровати застилались поверху домоткаными покрывалами из шерстяных и льняных ниток. Это из приданого Веры Григорьевны. В памяти сохранился даже цвет и узор Сухловских покрывал. Они были вытканы рисунком в виде чередующихся ромбов рябинового и лилового цветов. А кисти чередовались по цвету. Такими же были накидки на сундучках (персональные сундучки были у взрослых членов семьи и у невест). Такой же расцветки, только из грубой пряжи, изготавливались и попоны для лошадей, которыми покрывали спины животных во время остановок в дальних поездках (в извозе, например).
Сухловы держали лошадей до самого образования колхозов в 30-е годы, когда чудом избежав раскулачивания, они враз обнищали: отвели на общественный двор всех лошадей, всех коров, кроме одной, весь сельскохозяйственный инвентарь и большую часть семенного материала.
Стоит упомянуть и висящий на стене спальни узкий длинный шкафчик с застекленной дверцей, принадлежащий моему прапрадеду Александру Леонтьевичу. Александр Леонтьевич был подстать своей проворной и работящей жене Вере Григорьевне. В своем роде он был мастером на все руки: мог отремонтировать обувь или из взрослой старой сшить "новую" детскую. И в его шкафчике была специальная полка для игл, шильев, дратвы, вара, различных гвоздиков и заклепок. Внизу, под шкафчиком, стоял пуфик, на котором он сидел во время работы у окна, также целый набор "колодок" и "лап".
На отдельной полке помещался стеклорез, который он еще в юности купил в Питере и уважительно именовал: Алмаз. Это его богатство было помещено в футляре, за десятилетия бережного обращения не поблекла даже его ручка из слоновой кости. Александр Леонтьевич "остеклял" всю округу, потому что больше ни у кого не было такого чудесного инструмента. Рядом лежали линейки, складной метр и другие, необходимые для работы инструменты.
Прапрадедушка Александр умел работать также и по металлу, и по дереву. Для всякой работы у него был инструмент на особой полке. А на верхней - книги, вырезки газет, а позднее и учебники внучат, ставшие им ненужными. Александр Леонтьевич всю жизнь был страстным книголюбом.
И о горнице - комнате для невест и гостей. В углу — образа, обрамленные искусно расшитым длинным полотенцем. Перед ними - лампадка синего стекла, которая зажигалась по воскресеньям и праздникам. Рядом с образами на стене - портрет схимонаха Нила в простой деревянной рамке.
Кисейные белые занавески ручной работы висели в горнице постоянно. Мебель деревянная, по-видимому, сделанная мастером на заказ: кровать, сундук с закругленной крышкой, стол и стулья, платяной и посудный шкафы были покрыты бледно-розовым лаком. Особенно празднично выглядела кровать в белоснежном убранстве: широкий кружевной подзор, горка подушек в белых наволочках с прошвами, покрывало, связанное из "торговых" ниток. Оно, кипенно-белое, с выпуклыми розочками по всему полю, расстилалось по голубой подкладке и создавало впечатление свежести. На стене - домотканый ковер с "сухловскими" ромбами и кистями. Белые накидки с розочками были на сундуке и на фамильной ценности - швейной машинке "Зингер. Стол покрывался белой или красно-белой клетчатой скатертью. На столе — непременный букет по сезону. Очень памятным для Сухловых был букет из незабудок. Его оформляли в глиняной миске с водой. Цветки расставлялись так, что имели вид голубой горки. За огородом протекал ручей, и такой нехитрый букет был доступен долгое время.
Один из шкафов горницы предназначался для хрупкой посуды, стеклянной и фаянсовой. Там же стояла чайница с притертой крышкой для натурального чая. Мой прапрадед Александр Леонтьевич был знатоком и любителем чая. По воскресеньям и праздникам на кипящем самоваре устанавливался большой заварочный чайник с "Индийским", "Китайским" или "Цейлонским" чаем. Доставалась из шкафа сахарница с кусочками твердого голубоватого сахара, щипчиками наколотого прапрадедушкой размером с вишню. Самому хозяину хватало кусочка, чтобы выпить 5-6 стаканов чаю. Младшие дети и внуки иногда получали дополнительную порцию. А в будни заваркой служили брусничник, малинник, зверобой и мята.
В платяном шкафу хранилась праздничная одежда. Горница была женским царством, за исключением гостей.
Так была приспособлена просторная половина сухловского Дома к многочисленному семейству. Работящие Александр Леонтьевич и Вера Григорьевна, создавая свой новый семейный уклад, продумали все так, чтобы подрастающему четвертому поколению Сухловых, самому многочисленному, с разными интересами, в отчем Доме было тепло.
Четвертое поколение нашей ветви Древа Сухловых. Дети Александра Леонтьевича и Веры Григорьевны. Их было 12 рожденных и 10 выживших: Алексей (1898-1920), Анна (1899-1970), Евдокия (1900-1922), Прасковья (1902-1987), Яков (1905-1973), Дмитрий (1910-1941), Григорий и Елена (близнецы, умерли в младенчестве) Мария (1912-1997), Василий (1914-1988), Екатерина (умерла в 17 лет), Александра (1920-1999) (Приложение №5).
Вот таким многочисленным было четвертое поколение, рождавшееся с 1898 по 1920 год в семье моих прапрадедушки прапрабабушки. Дальше моя родословная ведется от их восьмого ребенка, дочери Марии Александровны Сухловой, в замужестве - Царевой. Мы, её потомки, утратили "титульную" фамилию Сухловых, но каплю крови наших предков, Сухловых, продолжаем нести из прошлого в будущее. У моей прабабушки Марии Александровны -три дочери, поэтому, начиная с пятого поколения, которое в нашей ветви носило фамилию Царевых, в шестом и седьмом поколениях прибавились фамилии Король, Васильевы, Штылины. Но об этом в свое время.
Хочется представить в работе не только прабабушку Марию Александровну, но и её братьев и сестер, по отношению к которым я прихожусь правнучатой племянницей.
Алексей Александрович Сухлов (1898-1920).
Ни фотографий, ни каких-либо документов о первенце Александра Леонтьевича и Веры Григорьевны не сохранилось. В родовой памяти есть свидетельства, характеризующие человеческие качества Алексея. Внешне он был очень похож на отца: выше среднего роста, русоволосый, хорошо сложенный, неторопливый в движениях, но проворный в работе. Когда мальчик подрос и окончил начальную школу, отец постоянно держал его рядом с собой: в работах, в поездках. Даже за столом у Алексея было место рядом с отцом.
Но особая душевная связь была у сына с матерью: как бы он не уставал на работе, переступив порог, прежде всего спрашивал: "Мам, чем помочь?"
А когда выдавалось свободное время, Алексей садился в сторонке на кухне и наблюдал за тем, как Вера Григорьевна управляется с хлопотным женским хозяйством. Зная сдержанность сына, Вера Григорьевна, человек словоохотливый и общительный, приноравливалась к характеру сына, обменивалась с ним только нечастыми репликами. Но все время их соединяла невидимая прочная нить.
В родовой памяти сохранилось два свидетельства о том, как Алексей защитил достоинство матери.
У отца, Александра Леонтьевича, в молодости проявлялась нетерпеливость в характере. Он мог, например, не подождав несколько минут, убежать на работу без завтрака. Кроткая Вера Григорьевна бросалась вслед: "Саша, Саша...", а потом собирала узелок и, бросив домашние дела, отправлялась в поле, иногда неблизкое, чтобы отнести мужу завтрак. Это повторялось, и Алексей не раз наблюдал за тем, какой уставшей и расстроенной возвращалась к своим делам мать. И вот однажды в подростковом возрасте Алексей настойчиво остановил мать с узелком и сказал: "Пусть аппетит нагуляет". А когда хмурый отец возвратился с работы, Алексей спокойно сказал: "Больше мать перехватку на поле не понесет. Я не пущу." Так мальчик наладил семейные завтраки.
Второй случай произошел в феврале памятного 1920 года. Вере Григорьевне было уже 40 лет, когда родилась её последняя дочь Александра. К тому времени у Веры Григорьевны было уже два внука: Саша Зимин и Леша Депутатов, то есть её дочь оказалась моложе внучат. Вера Григорьевна очень переживала за свои поздние роды, стеснялась и соседей, и своих старших дочерей. Даже не решалась пригласить кого-либо в кумовья. Алексей очень жалел мать, искал выход. Он сходил в церковь, уладил там формальности с крестинами, а потом уговорил мать доверить младенца им с сестрой Анной, с которой они были погодками, росли вместе и дружили. Был морозный февраль, и Вера Григорьевна опасалась, так как до церкви пешком - две версты. Но другого выхода не было. Сама она была ещё слаба и из дома не выходила, пришлось доверить младшую — старшим. Все прошло благополучно, и Вера Григорьевна уже в старости вспоминала о том, как поддержал её Лёшенька в трудную минуту.
А осенью того же 1920 года Алексея призвали в армию. Уехал он из Федоровского с двумя парнями - односельчанами. А к концу года из городка Ельня (Смоленская область) пришло известие, что все трое заразились тифом и умерли в госпитале. Где и как похоронены, не сообщалось. Алексею был 21 год.
Анна Александровна Сухлова, в замужестве Депутатова (1899-1970) (Приложение 5) Старшая дочь Александра Леонтьевича и Веры Григорьевны Сухловых, как и все их дети, кроме младшей дочери, окончила начальную школу. Характером она была в мать. А по внешности очень отличалась от деревенских девушек: была миниатюрной, изящной, к ней как будто не липнул загар - кожа все лето оставалась нежной и белой. Густые темные волосы лежали надо лбом ровным красивым венчиком, а коса - ниже пояса. Родители любовались дочерью, отец прочил ей счастливое замужество. Анне всей семьей готовили приданое: постельные принадлежности и разные вещи ручной работы, а отец не жалел денег на "городские" наряды.
В воспоминаниях сестер в подробностях рассказано, что отец "справил" ей два костюма: теплый, на вате, с удлиненным жакетом и меховым воротником-шалью, и другой, легкий костюм. Упоминались и "модельные" туфельки, и полусапожки со шнуровкой и венским каблучком, и батистовые блузки с вышивкой и мережкой, и золотые сережки, и жемчужное ожерелье. Шляп и шляпок деревенские девушки не носили, и Анне в приданое накупили платков, шарфов, шалей. Отец сказал дочерям, что каждой из них справит достойное приданое, но предупредил, что выдавать замуж дочерей будет по старшинству: пока старшая по возрасту не выйдет замуж, сватам младших будет отказано. Девушек это правило не расстроило. Все они были трудолюбивы, скромны, привлекательны внешне. Семья была уважаемой, и женихи в перспективе были для каждой из невест.
В неполных 18 лет Анну Александровну приметил на гулянье Петр Васильевич Депутатов. Уроженец соседней деревни, он уже несколько лет жил в Питере, работал в кислородном цехе завода Обуховский, который позднее был переименован в "Большевик". Петр Васильевич имел две комнаты в коммунальной квартире в районе Нарвских ворот, а в отпуск приезжал в деревню к родителям. В округе он считался завидным женихом. Увидев Анну, он через несколько дней прислал к Сухловым сватов, решил успеть жениться за короткий отпуск и в Питер возвратиться с молодой женой. Пришлось улаживать непростую проблему: невесте ещё не исполнилось 18 лет, и венчать молодых священник отказался. Но все разрешилось благополучно: отец и мать благословили дочь, венчание состоялось, свадьба прошла в тесном кругу родных, и молодые в срок отбыли в Питер.
Петр Васильевич был на И лет старше Анны, с виду -непривлекателен, и женская половина Сухловых, в отличие от отца, не считала замужество Анны счастливым. Втайне все жалели Анну, так как она, кроткая Голубица, не посмела воспротивиться воле отца. До рождения первого сына Анна работала на кондитерской фабрике, а затем посвятила себя трем сыновьям и мужу. Профессию так и не приобрела, прожила, как говорят, "в четырех стенах".
Во время Великой Отечественной войны Петр Васильевич Депутатов был оставлен на заводе "Большевик" по броне, а Анна Александровна была вывезена из блокадного Ленинграда по Дороге жизни в советский тыл, в Калининскую область, где работала в военном госпитале.
Трое сыновей Депутатовых ушли на фронт.
Алексей Петрович до войны окончил летное училище и в годы войны летал на истребителе. В конце войны самолет Алексея был сбит фашистами. При падении Алексей остался жив, но отбил почки и был демобилизован. Он долго лечился в Ленинградской военно-медицинской академии, сопротивлялся болезни, работал и заочно учился в институте авиаприборостроения. Институт закончил, но в 1961 году в возрасте 40 лет скончался.
Павел Петрович, средний сын Депутатовых, был призван на фронт с третьего курса технического ВУЗа, служил в мотострелковых частях, получил офицерское звание и после окончания войны некоторое время служил в гарнизоне города Тюмени. В 1951 году он демобилизовался, возвратился в город Ленинград и поступил на работу к отцу - в кислородный цех завода "Большевик".
Младший сын Депутатовых, Иван Петрович на войну пошел прямо со "школьной скамьи". Он был направлен на Северный флот, а после 1945 года переведен на Тихоокеанский флот, к берегам Японии. Иван Петрович дольше братьев оставался в армии. По возвращении в Ленинград он поступил на работу на Балтийский судостроительный завод, заочно окончил Ленинградский кораблестроительный институт и до конца дней проработал на этом заводе инженером-конструктором. Он рано приобрел болезнь сердца, от которой и скончался, не дожив до пенсионного возраста (Приложение № 6).
Братья Депутатовы и братья Зимины, о которых пойдет дальше речь -старшие из представителей пятого поколения.
Евдокия Александровна Сухлова, в замужестве - Зимина (1900-1922)
Евдокия была противоположностью сестры Анны. Она росла веселой, жизнерадостной, бойкой девочкой. Красота её была славянской, крестьянской: девушкой она была высокой и статной, крепкой, с румянцем во всю щеку. Как и у Анны, пышная русая коса - ниже пояса. Если родители Анной любовались, то Дуней - радостно восхищались: эта - не пропадет!
Сохранилось предание, что Дуня отучила отца наказывать детей физически. В семье не было наказаний, как таковых, но под горячую руку Александр Леонтьевич мог хлестнуть провинившегося ремнем или обрывком веревки.
И вот однажды расшалившаяся Дуня попала под горячую руку отца, и он хлестнул девочку измочаленным концом веревки, которым стреножили лошадей. Маленькая Дуня не проронила ни звука, обернулась к отцу, серьёзно на него посмотрела и сказала: "Все, больше тебя жалеть не буду". Вскоре они помирились, но Александр Леонтьевич больше никогда не поднял руку на детей, хотя позднее подрастали трое сыновей, и между ними нередко бывали потасовки. Отец научился наводить порядок словом.
Для Евдокии также всей семьей готовили приданое, имелся и предполагаемый жених. Но сватов к Сухловым прислал совсем другой человек - Иван Федорович Зимин, житель соседней деревни Песовка, который только что возвратился с I Мировой войны. Семья Ивана Федоровича была многодетной и бедной: на несколько сыновей - небольшой кусок земли.
- Если, женившись, Иван выделит свою долю, рассуждал Александр Леонтьевич, - жить молодым будет не на что. Жених ходил в военном обмундировании и больше ничего не имел. Отец очень горевал о своей любимице, отговаривал её от этого рискованного замужества, но Дуня была непреклонна. И хотя Александр Леонтьевич формально отказал сватам Ивана Зимина, Дуня, без приданого, ушла в бедную семью. О венчании Евдокии и Ивана ничего не известно, о свадьбе — тоже. У Зиминых родились два сына — Александр и Николай. Евдокия Александровна так и не оправилась от последних родов и умерла в 1922 году, оставив Ивана с двумя маленькими детьми на руках.
Старший сын Зиминых Александр родился в 1919 году, но, вступая в самостоятельную жизнь, он прибавил себе год и по документам числится с 1918 года. Окончив 7 классов, Александр ушел из дома, так как у него не сложились отношения с мачехой. Имел он большие способности к математике и был принят учителем математики в сельскую школу. Во время службы в армии он окончил курсы командного состава и остался на военной службе. В годы Великой Отечественной войны он был уже в офицерском звании. Александр погиб на фронте. В "Книге памяти" по Локнянскому району значится:
Зимин Александр Иванович, капитан, р. 1918г., Локнянский р-н, Локнянский сс, дер. Песовка, умер от ран 4 июля 1944 года.
Место гибели и захоронения не указаны. На военном сайте Мемориал — только эти сведения.
Николай Иванович Зимин 1921 года рождения рос с отцом и мачехой в д. Песовка, окончил 7 классов Локнянской школы. Есть свидетельства, что перед началом войны он окончил военное училище в городе Пушкине под Ленинградом. Вместе со старшим братом Александром, оба в офицерской форме, они приезжали к отцу и заходили в Дом дедушки Саши. Неизвестно, куда был назначен на службу Николай Иванович Зимин и откуда он ушел на фронт. В Локнянской "Книге памяти" сведений о нем нет, на сайте Мемориал тоже. Известно, что после войны отец и мачеха получали "хорошую пенсию за погибших сыновей-офицеров", как они говорили. Семей у Александра и Николая не осталось.
Прасковья Александровна Сухлова (1902-1987) (Приложение № 5).
Невысокая, худенькая, русоволосая, с тонкими чертами лица. Как я уже писала, она была третьей Голубицей в нашем роду - тихая, безропотная и самоотверженная. Паша была по характеру сентиментальной в юности, склонной поплакать втихомолку, тихонько петь "жалостные" песни, не имея ни слуха, ни голоса. Её двоюродная сестра и ровесница Наталья Степановна Катченкова, урожденная Сухлова, оставила такое воспоминание: "Сидит Паша за кроснами (ткацкий станок), быстро гоняет челнок между нитями, тихонько поет "Златые горы", а по щекам бегут слезинки". Она любила чужих детей, была с ними всегда терпеливой, раздавала им все лакомства, какие у неё были. Она была крестной матерью детям половины Кривого края, но Крестьей или Креськой её звали многие люди разных возрастов в деревне Федоровское, кто и не являлся её крестником.
Из известных нам родственников Прасковья Александровна, после Сергея Герасимовича - Нила была самой религиозной. Она дружила с монашками, жившими при Преображенской церкви и в недалеком Ляховском монастыре, перенимала у них мастерство стегания ватных одеял и другое. По возможности Прасковья Александровна посещала церковь.
Паша была среди сестер самой способной к женским рукоделиям. Она могла, увидев платье на незнакомой даме, составить точную выкройку этого платья и повторить его фасон. Она умела шить, вязать, вышивать, прясть тончайшие нитки и ткать на кроснах тончайшие узорчатые скатерти и полотенца, сложные паутинные кисеи для занавесей и штор, делать на блузках мережки, а на сатиновых рубашках-косоворотках для братьев расшивать колосьями, васильками и ромашкой ворота и подолы по тогдашней моде крестьянских парней. Было немало претендентов на руку и сердце "тихони" Паши. Было и приданое готово, от которого отказалась бунтарка Дуня. Но Паша приняла решение замуж не выходить и жила с родителями в отчем Доме.
А Дом постоянно был переполнен племянниками и другими маленькими родственниками, которым было тепло и уютно с Верой Григорьевной и Прасковьей, двумя Голубицами, которые, казалось, никогда не уставали от детской назойливости. До войны Прасковья Александровна работала в колхозе. В годы войны побывала в оккупации, в Литве в концлагере и батрачкой на хуторе.
После возвращения на родину пошла работать на железную дорогу, чтобы получать хлебные карточки на себя и старых родителей, а к старости возвратилась в колхоз "Коммунар", ходила на полевые работы. В послевоенные годы Прасковья Александровна вместе с братом Яковом на спасенной фамильной машинке "Зингер" (она была зарыта в землю в начале войны) обшивали всю родню. Из старых солдатских шинелей двух армий шили верхнюю одежду, из одеял выстрачивали обувь - "бурки", из дерматина, а позднее из выделанной телячьей кожи - мужчинам и мальчикам шапки. После выхода на пенсию труженица и искусница получала 12 рублей. Одинокой женщине помогала, конечно, родня. Умерла Прасковья Александровна в возрасте 85 лет в семье младшей сестры А.А.Тарасовой.
Похоронена в стороне от фамильной Сухловской могилы, где вместе с ней покоятся младший брат Василий Александрович Сухлов с женой Анной Афанасьевной и младшая сестра Александра Александровна Тарасова (Сухлова) с мужем Тимофеем Федоровичем. Ориентир - березка с тремя стволами.
Яков Александрович Сухлов (1905-1973 г) В семье Александра Леонтьевича для сыновей было обязательным иметь какую-либо "кормящую" профессию. Заметив, что ещё подростком Яков любил подшивать, подгонять свою одежду по фигуре, Александр Леонтьевич ценой невероятных затрат приобрел универсальную машинку "Зингер". Она могла шить тончайший батист и шелк, а могла и выстрачивать ватные подстежки к верхней одежде. Отец договорился с хорошим портным об обучении сына на дому портновскому делу. Обучение шло успешно, пока у Якова не начала развиваться болезнь глаз. Портняжное дело пришлось оставить, а машина перешла к старшей сестре Прасковье, которая в семье была признанной рукодельницей. Яков профессию не приобрел, поэтому всю жизнь прожил в деревне Федоровское и работал в колхозе. Много лет он проработал бригадиром полеводческой бригады, хотя был инвалидом по зрению.
Яков Александрович был высокого роста, хорошего телосложения и до старости любил "пофарсить". Он любил "военизированную" одежду: гимнастерки, галифе, тонкую талию перетягивал ремешком. Он носил также разноцветные сатиновые косоворотки, расшитые узором по вороту, рукавам и подолу. Несмотря на слепоту, Яков пользовался успехом у девушек. Его первый брак быстро распался, детей не осталось. Второй брак с односельчанкой и подругой сестры Марии Елизаветой Семеновной Степановой оказался удачным. Лизу, добрую и общительную, выросшую без матери в многодетной семье, полюбила вся родня мужа. Молодым срубили дом и поставили напротив Сухловского Дома, на том месте, где стоял временный домик, предназначавшийся для Сергея Герасимовича (схимонаха Нила). Это упрощало общение молодых с родителями. Лиза была моложе Якова на 5 лет, к тому же выросла без матери, и ей часто были нужны советы по ведению женского хозяйства. Их она находила у свекрови Веры Григорьевны. А потом пошли дети, до войны их было уже трое, и Дом Дедушки Саши был для них постоянным пристанищем, так как оба родители работали в колхозе от зари до зари. Всего у Якова Александровича и Елизаветы Семеновны родилось шесть сыновей и дочь, но речь о них впереди. А пока - об испытаниях, выпавших на долю их семьи.
В начале войны Якова по инвалидности не призвали ни в армию, ни на другие работы. Вскоре местность была оккупирована, в деревне постоянно находились фашисты. К мужчинам они относились подозрительно, донимали частыми проверками. Яков отрастил бороду, стал выглядеть стариком, жил скрытно. При проверках выручала очевидная слепота. В 1943 году все население окрестностей Локни было увезено в Литву и распределено по концлагерям: родители и сестры оказались в одном лагере, Яков Александрович с семьей - в другом. В 1944 году, после освобождения Литвы от фашистов, Сухловы в разное время возвратились на родину. И снова прежняя работа в колхозе, к тому же - бесплатно, за трудодни. Четверо детей родилось после войны. Работая телятницей, Елизавета Семеновна повредила ногу и также стала инвалидом, но пособий по инвалидности никто из них не получал. Приходилось работать, растить детей.
Елизавета Семеновна скончалась внезапно, оставив семерых детей, младшему из которых было полтора года. Родные помогали, чем могли, но трудности,  через  которые  прошла семья Якова Александровича описать невозможно.
Дмитрий Александрович Сухлов (1910-1941г) (Приложение № 5).
Я рассматриваю три пожелтевшие фотографии Дмитрия Александровича, сохранившиеся в альбоме моей бабушки. Ни одна из них не датирована, но, вероятно, все они относятся ко второй половине 30-х годов. На первой- красноармеец в буденовке, на второй - военный в фуражке и гимнастерке сидит - нога на ногу, облокотившись на столик с букетом в вазе. Вероятно, фотография сделана в городской - питерской мастерской. А на третьей карточке, маленькой, любительской — юноша без головного убора и в кожаной куртке. Так выглядели первые, уважающие себя шоферы. На этих фотографиях почти вся недолгая, 30 лет, жизнь Дмитрия Александровича, точнее, его "внешняя" жизнь, та, что у всех на виду. А его внутренний мир, незаурядная личность, творческая натура, предстают передо мной в воспоминаниях родных.
Дмитрий с детства был необычайно художественно одарен. Неизвестно, пытался ли он рисовать, но талантами скульптора и певца, несомненно обладал. Митя - школьник наводнил Дом игрушками. Его экипажи и сани-розвальни, машинки и паровозики умещались на ладони, но имели все необходимые детали. Перед тем, как построить паровоз и вагоны, Митя бегал к железной дороге, проходившей неподалеку, терпеливо ждал поезда, а потом стремглав мчался домой, где на крыльце уже были приготовлены необходимые материалы и инструменты, чтобы сразу, по свежей памяти мастерить сложную машину. Он вырезал фигурки зверей и домашних животных, придавая им выражение человеческих чувств. Были, например, у него "Кузнецы", которые могли поочередно ударять молотами по наковальне - то мужик, то медведь. По воспоминаниям его сестер, выражение лица у мужика было настолько ехидное, что взрослые, увидев игрушку, смеялись до слез. А медведь был раздосадован и нетерпелив.
Митя сделал для младших и настоящие саночки с резными спинками: каждому - свой узор с намеком. Зимы были снежные, и в Кривом краю, расположенном "поперек ветров", наметало огромные сугробы. Бывали зимы, когда вершиной горок становились сарай и амбары, а дальше - вдоль огорода к ручью. Руками Мити всем младшим были изготовлены деревянные грабельки, косы, топоры, прялки. Всё маленькое, но настоящее до. мелочей.
И о голосе. Моя бабушка рассказывала, что несколько лет тому назад, когда ещё было проводное радио, по субботам из Пскова транслировались концерты по заявкам. Не однажды она слышала пение Олега Погудина. Ей нравился его нежный тенор, грустный репертуар, состоящий преимущественно из романсов и лирических песен. О чем-то знакомом ей напоминали голос и манера исполнения певца. И однажды она услышала по каналу "Культура" сольный концерт этого певца и впервые увидела его облик. Когда О.Погудин вышел на сцену и запел, голос и облик соединились, бабушка отчетливо вспомнила своего дядю Митю, настолько поразительным было сходство этих людей из разных эпох: оба хрупкие, русоволосые, чуть "ушастые". И тот же чарующий тенор с грустинкой, и общие романсы в репертуаре.
Из родовой памяти, то тех, кто близко знал Дмитрия Александровича, стало известно, что вся большая деревня любила и слушала певца. С гуляний Митя любил возвращаться один. Он выбирал полевую тропинку, неторопливо шел домой на тихой зорьке и пел. На весь его репертуар полевой тропинки не хватало. А утром Митя шутил, что поет для рано поженившихся: им ещё на гулянку хочется, а уже нельзя, вот и пусть послушают про любовь.
После призыва в армию Дмитрия Александровича направили в зону строительства Беломоро-Балтийского канала. Из истории известно, что началом строительства был 1930 год, а окончание - 1933, что строили этот объект 200 тысяч заключенных, и народ считает эту стройку одним из символов ГУЛАГа. Нечеловеческими были условия жизни и работы заключенных, но мало чем отличались в лучшую сторону и условия службы новобранцев, их охраняющих: холод, плохое снабжение, плохое бытовое обустройство, опасность на каждом шагу и ежедневные многочисленные увечья и смерти.
Можно предположить, какое впечатление произвело увиденное на хрупкого романтичного парня.
Демобилизовался Дмитрий с профессией шофера, с большим репертуаром "шансона" и городского романса, а также с туберкулезом в закрытой форме, о котором не подозревал. На родине он получил "полуторку", стал нужным человеком, почти без конкуренции, так как в 30-е годы по шоссе вдоль Федоровского редко пробегал автомобиль. Когда Дмитрий Александрович заезжал в Кривой край и ставил машину возле родительского Дома, незнакомые, необычные запахи горючего, разогретой резины и металла собирали толпу окрестных ребят.
Дмитрий усаживал всех в кузов, провозил несколько метров - до выезда на шоссе, там высаживал из машины всех "пассажиров", кроме племянника Володи Сухлова, которого сажал с собой в кабину - пусть присматривается к машине. Володе, как старшему из ребят, разрешалось доехать до конца деревни. Тот возвращался, запыхавшись, и с восторгом сообщал: "Ух ты! От Андрея до Устиньи — верста! И это ещё - не вся деревня!" Детей не принято было у Сухловых отпускать далеко от дома без взрослых.
Между тем болезнь прогрессировала. Местные медики признались, что лечить не могут, так как на ноге вскрылась рана. Дмитрий поехал в Ленинград, к старшей сестре Анне Депутатовой. Там он вначале совмещал лечение с работой, а затем услышал приговор: ногу придется ампутировать. После операции и лечения ему изготовили протез, лучший по тем временам, но Дмитрий предпочитал костыли. Он окончательно упал духом, так как не мог смириться с тем, что стал молодым инвалидом в мирное время. Возвратившись к родителям, Дмитрий Александрович попросил убрать протез подальше, а отцу заказал соорудить на лето просторный шалаш под кроной старой яблони. Там ему легче было дышать, и он находился в шалаше дл холодов. Общался только с родными и детьми-родственниками: им он, как в детстве, делал забавные игрушки. Больше никто и никогда не слышал его песен.
Умер Дмитрий Александрович весной 1941 года в возрасте 30 лет. Семьи у него не было.
Мария Александровна Царева (Сухлова) (23.101912-5.01.1997) (Приложение № 5)
В 1932 году дочь Александра Леонтьевича, Мария, вышла замуж за односельчанина, Николая Николаевича Царева. Отец брак не одобрял, т.к. стиль жизни Николая в корне отличался от сухловского уклада. Он жил один в старом родительском доме, очень запущенном, работал в Локне, в райпотребсоюзе, хозяйства не вел. Он учился в вечерней ШКМ, вступил в комсомол и был активистом.
Мария ушла к Николаю в его заброшенный дом. К работе она была привычна с детства, характер имела волевой и ничего не боялась. Но молодой семье недолго пришлось пожить спокойно. Вскоре после женитьбы Николая Царева призвали в армию, на срочную службу. Старшая дочь, Маргарита, родилась без него 15 мая 1934 года. Возвратившись со службы, Николай едва успел перестроить старый родительский дом, как снова был призван в армию: шли боевые действия в Бессарабии, Закарпатской Украине. Мария Александровна снова осталась одна уже с двумя детьми: 2 августа 1936 года родилась вторая дочь - Валентина. С этого времени родители Марии, Сухловы, взяли Маргариту к себе, и в родительском доме она бывала, как в гостях.
Возвратившись с очередной службы, Николай Николаевич поступил на учебу в город Калинин (Тверь), по устному преданию учиться на товароведа, по направлению от Локнянского райпотребсоюза. 18 мая 1940 года в семье родилась третья дочь, Александра - Аля. Николай Николаевич любил детей, и каждый раз ждал сына. В этом же 1940 году началась Финская война, и Николай Николаевич Царев провоевал от начала до конца. Служил он в артиллерии. Финские морозы и грохот орудий привели к тому, что с войны Николай Николаевич возвратился оглохшим. Он долго лечился, но жила с детьми без пособий, без средств к существованию. Родители помогали, чем могли: взяли к себе старшую девочку, а потом Марии удалось оформиться на работу почтальоном. Но эту работу фактически выполнял отец, Александр Леонтьевич. Моя бабушка помнит, как дедушка Саша, возвратясь с почтой, раскладывал на большом столе газеты и письма - «по ходу», а потом уходил их разносить. Стояли морозы до 40 градусов, вымерзали сады. Дедушка возвращался с обхода в инее и сосульках. Но выдержали и это.
Возвратился Николай Николаевич, готовился к выпускным экзаменам. Отец баловал детей. У них было много книжек с яркими картинками, коньки и лыжи, мандолины, трехколесный велосипед. И много других игрушек, кроме кукол. Куклы девочкам дарили родственники. Видимо так выражалась печаль Николая Николаевича по поводу сына. В начале июня 1941 года Николай Николаевич уехал в город Калинин на последнюю экзаменационную сессию. Обещал возвратиться через три недели, а через три недели началась Великая Отечественная война. Больше о нем семья не получила ни одной весточки.
После Победы семье прислали официальный документ: «Пропал без вести в декабре 1943 года».
После ухода с работы в Локнянском райпотребсоюзе, Мария Александровна много лет проработала кладовщиком, а Федоровской бригаде колхоза «Коммунар», практически до болезни. Затем присматривала за внуком Алексеем. После достижения пенсионного возраста (1967) выходила на работу: на уборку сена и картофеля, на теребление льна, на подмену заболевших доярок. В 1976 году переехала на жительство в г. Пустошку, где в то время жила дочь Маргарита. Умерла от инсульта. Похоронена на кладбище д.Долосцы Пригородной волости, где позднее похоронена и её младшая дочь, Александра Николаевна Царева.
Екатерина Александровна Сухлова (вероятно, 1908-1925г)
Сведений о Кате мало: фотографии нет, время рождения и смерти -приблизительно, так как записано со слов её младшей сестры Саши, которой в год ухода Екатерины из жизни было около пяти лет. По воспоминаниям родственников, Екатерина была очень похожа на Александру Александровну, но волосы, в отличие от русоволосой Александры, имела цвета золотистой соломы. Приблизительно в 17 лет Катя заболела, по мнению местных медиков, - "скоротечной чахоткой". Девушка знала, что обречена, и отнеслась к этому спокойно. Единственным её желанием было уйти из жизни в хороший день, в пору цветения природы, чтобы к ней пришла молодежь с цветами. Она рассказала сестрам, как её приготовить, во что одеть. Все произошло так, как она хотела.
Её младшая сестра Александра вспоминала, что она, маленькая, нуждалась в присмотре, когда все на работе, и она много времени была вдвоем с Катей. Катя не лежала. Она ежедневно ходила в больницу на какие-то процедуры и брала с собой Сашу. Шли они от Кривого края к больнице полевой тропинкой, и на обратном пути Катя сплетала ей венки. Ей запомнилась и последняя ночь: девочка увидела во сне, что Катерина уходит в больницу без неё, и заплакала. От Катиной кровати отошла мать, чтобы её успокоить, и Саша увидела, что Вера Григорьевна со старшими дочерьми при свете лампы мыли Катю. Сашу перенесли в горницу, на другую кровать, а утром - к родственникам. Больше она Катю не видела.
Василий Александрович Сухлов (1914-1988)
После окончания начальной школы Василий работал дома, затем в колхозе. Повзрослев, научился работать на тракторе, редкой в то время машине. Работал в колхозе и в МТС трактористом. Во время службы в армии, предположительно в городе Козельске, окончил курсы механиков. По возвращении на родину работал механиком в Локнянском МТС. Был членом партии, имел способности руководителя. Воевал, с фронта возвратился невредимым, и был назначен директором Локняннской МТС.
Была кампания, когда лучшие партийные кадры направлялись на подъем сельского хозяйства. Василий Александрович был направлен в Рыкайловский с/с, колхоз "Рабочий путь" председателем. Возвратившись в Локню, он много лет работал инженером и заместителем директора промкомбината, а после выхода на пенсию до самой кончины (от инфаркта) работал завхозом в новом профтехучилище и вел занятия по трактору. Семья: жена Анна Афанасьевна, урожденная Дроздова, дочери Галина и Вера.
Василий Александрович по характеру был человеком более закрытым, чем его братья и сестры. В Дом приходил гостем, больше общался с родней жены. В детстве чувствовалось его соперничество с талантливым старшим братом Дмитрием. Услышав, как Вера Григорьевна ласково называет Митю Соловушкой, он донимал брата этим прозвищем. Митя в ответ называл его "Филин желтоглазый". В семье были глаза или голубые, как у матери, или серые, как у отца, а у Василия глаза были "ореховые", с желтизной. Так, обмениваясь птичьими прозвищами, братья доходили до потасовок. В воспоминаниях моей прабабушки Марии Александровны, которая по возрасту была между двумя братьями, приводятся такие случаи: иногда Вера Григорьевна просила дочь: "Маша, отец отправляет Митю с Васей в Выгородку сено сушить, так ты съезди с ними. Знаешь, Митя на приволье запоет, Вася не удержится, назовет его Соловушкой, а тот его - Филином, и -потасовка на полдня". Маша ехала на одной лошади с Васей верхом, Митя -на второй, и там контролировала работу братьев. Но это только внешние детские разборки, а взрослыми парнями братья были дружны, и имели общие интересы, которые их уравняли. В горнице на шкафу лежали две стопки книг: Митины учебники и справочники по автоделу и Васины - по тракторам и сельхозмашинам. Профессии у братьев были смежными и редкими по тем временам, и обмен опытом был полезен для обеих.
Елена и Григорий Сухловы (возраст и время рождения неизвестны)
Это близнецы, умершие в младенчестве. Из родовой памяти известно, что прабабушка Вера Григорьевна, упоминая о них, говорила: "Слава Богу, успели деток окрестить. Ушли, ангелы, с именами".
Александра Александровна Сухлова, в замужестве - Тарасова (1920 -1999 г) (Приложение № 5).
Младшая дочь Сухловых, единственная из всех детей, окончила 7 классов школы. У неё был красивый и четкий почерк, врожденная грамотность, и ещё девочкой её приняли на работу делопроизводителем или секретарем в райисполком, в дорожный отдел, а затем- в земельный. Там она проработала до начала войны. Как и большинство жителей, эвакуироваться Сухловы не успели и оказались в фашистской оккупации. Благодаря затворнической жизни в Кривом краю, частой смене фашистских частей в Федоровском и отсутствию предательства в деревне, Саша прожила с родителями до выселения всех жителей в Литву. В концлагере Скапишкис с первой партией одиноких женщин и девушек Александра была отправлена в Германию, где работала на сельхозработах недалеко от городка Гале.
Рабочая сила была интернациональной, в основном - из славянских народов. Больше всего было поляков. На работах Александра познакомилась с парнем из Красноярского края Петром Сергеевичем Халипским. Они держались вместе, и после прихода советских войск оказались в советском фильтрационном лагере. Петра мобилизовали в армию и направили в Венгрию. Саша в сформированном эшелоне отправилась на родину, устроилась на работу. После окончания войны Петр приехал в Федоровское, пытался встать на воинский учет и устроиться на работу, но это не удалось сделать. Ему рекомендовали ехать на родину, в Сибирь и собрать недостающие документы. Петр Сергеевич прислал письмо с дороги, а затем по приезде - с места. Потом связь оборвалась. Через мужа подруги А. Обрубова, офицера, служившего в Красноярском крае, Александра пыталась узнать что-либо о Петре, но получила короткую телеграмму: "Не ищи". А позднее, когда Обрубовы приехали в отпуск, Саше сказали, что мужчины, побывавшие в Германии, даже те, кто позднее служил в Советской армии, отправлены в ГУ Лаг. Так потерялся след Петра Сергеевича Халипского. У них с Сашей родилась дочь Раиса. Вторым браком Александра - за Тарасовым Тимофеем Федоровичем. Она работала бухгалтером, в Межколхозстрое, птицефабрике, хлебокомбинате, пыталась уехать в Ригу и Ленинград. Но устроиться с маленькой дочерью нигде не удалось, так Саша прожила в Локне до конца дней. Похоронена во Влицах на аллее с тремя березками вместе с мужем Т.Ф. Тарасовым, рядом с братом В.А. Сухловым и сестрой П.А. Сухловой.
Когда писала о Сухловых 4-го поколения, пришла мысль о трагедии человека - конечности его жизни, о непредсказуемости конца. Рассеяны мои предки по всем десятилетиям 20-го века, и след многих из них затерялся навсегда.

Пятое поколение Сухловых нашей ветви - это внуки Александра Леонтьевича и Веры Григорьевны Сухловых (Приложение № 6). Ни для кого из них Дом уже не был отчим. Родовое гнездо воспринималось как Дом дедушки Саши. В этом Доме с родителями жили только незамужние дочери: Прасковья Александровна и Александра Александровна. Большая часть представителей пятого поколения носила другие фамилии; в Доме Сухловых они были гостями. Питеряне Депутатовы приезжали в Федоровское на каникулы, остальные жили рядом или поблизости. Родственные связи с Домом и между собой у пятого поколения, старших его представителей ещё не были утрачены, отношения скреплялись общей памятью о Доме их родителей. Все знали друг друга, знали о местонахождении и роде занятий двоюродных братьев и сестер. Это помогло мне в поисках сведений о судьбах представителей пятого поколения.
Их должно было быть много, но...
Из 12 детей Александра Леонтьевича и Веры Григорьевны шестеро не оставили потомков пятого поколения.
У Анны Александровны было три сына: Алексей, Павел и Иван Депутатовы.
У Евдокии Александровны - двое сыновей: Александр и Николай Зимины.
У Василия Александровича - дочери Галина и Вера, послевоенные.
У Александра Александровича - дочь Раиса.
У Марии Александровны, моей прабабушки, - три дочери: Маргарита, Валентина и Александра.
Обо всех о них представлены сведения в родословной росписи Сухловых (Приложение № 7)
Представительницы пятого поколения по женской линии получили фамилии от своих отцов, а затем все они получили и фамилии мужей. Так появилась среди потомков Сухловых большая пестрота фамилий.
Единственной надеждой на сохранение "титульной фамилии" рода была семья Якова Александровича, у которого родилось шестеро сыновей и дочь. Казалось, что в пятом поколении Яковлевичи укрепят и продолжат мужскую линию нашей (от Александра Леонтьевича Сухлова) ветви рода и не позволят исчезнуть старинной крестьянской фамилии.
Но надеждам не суждено было сбыться. В 50-х годах скоропостижно скончалась Елизавета Семеновна - жена Якова Александровича и мать семерых детей. Младшему из сыновей, Евгению, было около года, предпоследнему Александру - около трех лет.
Младших детей взяли на воспитание сестры матери: Евгения Семеновна увезла трехлетнего Сашу в город Ригу, Александра Семеновна взяла маленького Женю в город Великие Луки. Своих детей у сестер Степановых не было.
А старшие дети Якова Александровича остались в Федоровском, в отцовском доме. Они учились в Локнянской школе, а летом подрабатывали в колхозе "Коммунар".
Первой уехала из родительского дома дочь Татьяна. Она поступила в Риге в финансово-экономический техникум. В студенческие годы ей помогала тетя, Евгения Семеновна Степанова, а по окончании учебы Татьяна получила распределение в город Великие Луки, в госбанк. И здесь ей помогала вторая тетя - Александра Семеновна Степанова.
С Яковом Александровичем оставались старшие сыновья. Сам Яков Александрович, инвалид по зрению и многодетный вдовец, не смог устроить свою жизнь. Семья жила трудно. По достижении призывного возраста Яковлевичи шли в армию, а отслужив, на разоренную войной родину, в сиротский дом, не возвращались. Старший, Владимир, 4 года служил на Тихоокеанском флоте. После службы он остался в Приморском крае. У него была семья, но своих детей не было.
Анатолий служил на Украине. В конце срока службы он написал домой, что остается там на жительство. Больше писем от него не было, его судьба до сих пор неизвестна. Старший брат предпринимал поиски, но безрезультатно.
Геннадий Яковлевич служил в Красноярском крае, там и остался после армии. По свидетельствам родственников в его семье сыновей нет, продолжить фамилию некому.
Николай рос болезненным ребенком, в армию призван не был, поэтому дольше всех жил в родительском доме. Сюда он и привел жену Надежду. В семье родилась дочь Ирина. Николай и Надежда рано ушли из жизни.
Об Александре Яковлевиче, увезенном в детстве в Ригу, сведений нет (Приложение № 6)
Младшего, Евгения, воспитывающегося у тети в городе Великие Луки, отец возвратил в семью в школьном возрасте, определил в Локнянскую среднюю школу. Воинскую службу Евгений проходил в Чехословакии, где в то время вспыхнуло известное восстание. За время его службы отец не получил из-за границы ни одного письма. Яков Александрович ушел из жизни, так и не дождавшись вестей от сына. Демобилизовавшись, Евгений не приехал на родину, в опустевший и обветшавший родительский дом. По слухам, Евгений проживает в Санкт-Петербурге, но связи с ним нет.
Такова судьба носителей "титульной фамилии" рода Сухловых нашей ветви. О Сухловых из ветвей Степана и Ивана Леонтьевичей известно мало, так как специальные поиски я не предпринимала. Известно только, что до недавнего времени были живы Сухлов Игорь Васильевич — правнук Степана Леонтьевича и Сухлов Борис Михайлович - правнук Ивана Леонтьевича.
А всего представителей пятого поколения из ветви моего прапрадедушки Александра Леонтьевича было 18 человек.
В дальнейшем, представляя потомков Сухловых я ограничусь только "малой веточкой", идущей от моей прабабушки Марии Александровны (урожденной Сухловой). Она - восьмой ребенок Александра Леонтьевича и Веры Григорьевны Сухловых. От неё и отпочковалась наша малая веточка рода - через мою бабушку Маргариту Николаевну Король и моего отца, Короля Алексея Владимировича.
Представителей шестого и седьмого поколений я знаю лично. Моя бабушка и её сестры всегда были дружны между собой, поэтому старались перезнакомить между собой детей и внучат и воспитать в них родственные чувства друг к другу (Приложение № 8).
В шестом поколении нашей ветви - 6 человек: Мы, Короли, проживаем в Пустошкинском районе Псковской области, Васильевы живут и работают в городе Волоколамске Московской области, а Царевы и Штылины обосновались в городе Великие Луки. А если персонально и по старшинству, то надо начинать с моего отца, Алексея Владимировича Короля (1961 год). Он окончил Псковский педагогический институт, физмат, а затем Ленинградский политехнический университет. Работает на выборной должности в местном самоуправлении.
Вера Владимировна Ступакова (Король), сестра моего отца, по профессии - учитель истории. Работает в районном архиве.
Владимир Борисович Васильев - техник -электрик, Алексей Борисович Васильев - инженер-конструктор, энергетик.
Штылин Вадим Михайлович и Царев Юрий Михайлович -предприниматели.
И, наконец, о седьмом поколении, к которому принадлежу и я (Приложение № 9). Нас - 8 человек, и хотя в нас, потомках по женским линиям, смешались гены из многих родов, но мы ощущаем себя Сухловыми, а значит, и являемся ими по праву. И гордимся тем, что наши корни прослеживаются с 19 века, а малая родина - Локнянщина.
В Пустошкинском районе седьмое поколение представлен Королем Владимиром Алексеевичем, студентом 5 курса Псковского политехнического института, Король Галиной Алексеевной- десятиклассницей Гультяевской средней школы, автором этой работы, а также Ступаковым Борисом Алексеевичем - студентом 3 курса Псковского политехнического института.
В городе Волоколамске Московской области проживают: Васильев Кирилл Алексеевич (юрист), Васильев Евгений Владимирович (студент 4 курса МГУ), Васильева Виктория Владимировна (выпускница гимназии)
В городе Великие Луки проживают Штылина Юлия Вадимовна, студентка 2 курса Смоленского медицинского института, а в городе Мурманске седьмое поколение Сухловых представляет Штылина Дарья Юрьевна, десятиклассница.
И о самом главном. В декабре 2010 года, в самый разгар моих исследований по истории нашего рода, из города Волоколамска пришло радостное известие о том, что на свет появилась Васильева Елизавета Кирилловна представительница восьмого поколения рода Сухловых.

III. Утраченное и обретенное.

Теперь, когда подробно рассказано о Доме моих предков, представлено несколько поколений его обитателей, а также осколков этого старинного крестьянского рода, необходимо поставить печальную точку - рассказать о том, при каких обстоятельствах Теплый Дом перестал существовать. А затем поведать о том, какими сложными и удивительными путями доходили сведения о далеком прошлом Сухловых, как связывались порванные нити родовой памяти, восстанавливалась связь времен.

3.1 Глубокие корни

История Дома Сухловых закончилась в 60-е годы прошлого века. К тому времени он простоял приблизительно 120 лет. В числе немногих строений деревни Федоровское Дом сохранился в годы Великой Отечественной войны, пережив нашествие фашистов. Дом принял в себя целый "муравейник" возвратившихся из неволи родственников и был им пристанищем, пока семья за семьей отстраивала собственные хибарки из случайного материала и переселялась в них.
В Теплом Доме остались вдвоем Александр Леонтьевич и его одинокая дочь Прасковья Александровна. Вера Григорьевна ушла из жизни ранней весной 1945 года, вскоре по возвращении из Литвы. Она не дождалась Дня Победы, возвращения из Германии дочери Александры и с фронта сына Василия. Александр Леонтьевич Сухлов, мой прапрадедушка, скончался в 1953 году. В Доме более 10 лет проживала одна Прасковья Александровна -хранительница родового очага, его духа и общей памяти.
В 60-е годы с помощью семьи Депутатовых Дом был разобран, а на его месте построен маленький домик для одинокой старушки Прасковьи Александровны. Зимой в домике была тишина. Вместе с Прасковьей Александровной жила только её память о прошлом, о многочисленных родных, ушедших из жизни, и о тех, кто живет вдали от малой родины.
А летом все в домике переворачивалось кверху дном малышней шестого поколения, правнучатыми племянниками. Они любили бывать у Крести или БП (бабушки Паши). Она предоставляла им полную свободу: лепить из глины печенье, уток и тарелки, выстругивать из дерева свистульки, кроить из лоскутков наряды куклам, собирать в домике своих сверстников.
В начале 80-х годов Прасковью Александровну взяла к себе младшая сестра Александра Александровна Тарасова (Сухлова). Участок с домиком был продан, а вскоре домик сгорел. Конец истории Дома.
А теперь о восстановлении связи времен.
В советское время не принято было рассказывать о прошлом, а подчас и опасно. Ведь отношение к прошлому можно выразить двумя формулами:
- Отречемся от старого мира...
- Мы наш, мы новый мир построим...
Не время было рассказывать молодому поколению о предках, таких как держатель чайной, лавочник, схимонах и т.п. И не рассказывали.
В начале 60-х годов мой дедушка Король Владимир Изосимович, студент журфака ЛГУ, проходил практику в Локнянской районной газете "Восход". Он заинтересовался "Кутузовским прошлым" деревни Федоровское, историей Великолукского почтового тракта и погоста Влицы. Он собрал материал, который в то время в районке не мог быть опубликован. В результате появилась в печати только одна статья с символическим названием "Глохнет пруд" — о бывшем Кутузовском водоеме, который жители традиционно называли Большим прудом. Пруд находился посреди деревни и, по преданию, был выложен по дну плитой. В 60-е годы он имел вид мелкой заиленной лужи. Открытым текстом молодой журналист писал о том, что не сберегли красоту и пользу, ведь в большой деревне с деревянными постройками такой водоем был остро необходим. Но логика материала приводила к общему выводу: звучал упрек в том, что люди перестали ценить и беречь старину и память о прошлом.
Первый узелок на порванной нити родовой памяти Сухловых относится также к 60-м годам прошлого века. Мои бабушка и дедушка в то время оба работали в редакции газеты "Восход". В преддверии празднования 50-летия образования Советской власти возник интерес к недавней истории.
Моя бабушка Король М.Н. готовила материал о создании первого колхоза в деревне Федоровское. Она брала интервью у старого колхозника Василия Степановича Сухлова, племянника её деда Александра Леонтьевича, которого не было в живых уже более 10 лет. И вдруг в беседе начала разматываться нить прошлого, уходящего в давно минувший 19 век. Зазвучали имена Сухловых, обстоятельства их непростой жизни, о которых старшее поколение считало нецелесообразным рассказывать младшим. Так интуитивно родители оберегали детей от разрушительного 20 -го века. Пожалуй, с этой беседы и возникла копилка родовой памяти.
В результате той давней беседы на страницах газеты "Восход" появился очерк "Сеятель" - об истории создания колхоза "Федоровское". Главным героем был Василий Степанович Сухлов, проработавший всю жизнь в этом колхозе. Из него он уходил на фронт в Великую Отечественную войну, в него возвратился после Победы. Но очерк был юбилейный, и за его рамками осталось многое, о чем рассказывать было не к месту и не ко времени. О том, например, что важная роль в образовании колхоза принадлежала моему прапрадеду Александру Леонтьевичу Сухлову.
А дело было так: долго шли безуспешные собрания по созданию колхоза. Беднота была "за". Но в деревне было немало состоятельных крестьян, которые возражали: "Тебе легко: лапти обул - и готов в колхоз. А у нас - хозяйство". И вот однажды Александра Леонтьевича предупредил знакомый, что существует список на публичное раскулачивание и выселение, и он в этом списке. Доброжелатель посоветовал уехать на время куда-либо с семьей, пока окончится "шумиха". За домом присмотрят братья, их имен в списке нет. Александра Леонтьевича уважали сельчане, ценили за разносторонние умения и бескорыстие.
Семья тайно уехала в Бежаницкий район, деревню Воронине, где проживала в замужестве сестра Веры Григорьевны - Мария Григорьевна.
Прошло еще одно безрезультатное собрание. Через неделю из Федоровского в Воронине прискакал конный гонец, один из племянников, с сообщением: деревня отстояла своих "справных мужиков", и пообещала на следующем собрании вступить в колхоз. И вот как рассказывал о том собрании Василий Степанович.
... Сельчане сидели молчаливые, как окаменевшие. Не скрипнет ни одна скамья. Никто не отреагировал на выступление "властей", сидящих в президиуме. Обстановка накалялась. Тогда мой прапрадедушка Александр Леонтьевич встал и из задних рядов направился к столу президиума. Повернувшись "к миру", он снял шапку, поклонился и сказал: "Вот что, мужики, видно, время пришло..." Потом подошел к столу и первым вписал свою фамилию в список членов колхоза. Сразу заскрипели скамейки, к столу торопливо отправлялись односельчане, чтобы скорее покончить с неизбежным. "Единоличницей" осталась только вдова Матрена Соринская с двумя дочерьми. Никаких репрессий к ней не применяли, только "по углы" обрезали огород.
Так в конце 60-х годов прошлого века представители пятого поколения узнали о прошлом своих предков. Осталась и фотография колхозников Александра Леонтьевича и Веры Григорьевны, относящаяся к 30-м года (Приложение № 4).
И ещё о том, когда и как потомкам Сухловых стало известно о Сергее Герасимовиче - схимонахе Ниле. Я уже упоминала, что в сухловской горнице рядом с образами в деревянной рамке висела фотография старика в черном одеянии. Любопытные дети, естественно, спрашивали: "Кто это?" Ответ всегда был один: "Старец".
Когда началась Великая Отечественная война, из района решено было отправить общественный скот в Калининскую область, где предполагался советский тыл. Собирали одиноких людей в погонщики. В список попала Прасковья Александровна Сухлова. Гурт отправился из Локни по дороге в город Холм. Но фашисты организовали авианалет. Самолеты на бреющем полете летели вдоль дороги и обстреливали скот. Животные погибали или разбегались по лесу, погонщики потеряли друг друга. Местные жители вызвались собрать остатки стада и прогнать дальше, а "пришлым" погонщикам было разрешено возвращаться по домам.
Прасковья Александровна возвращалась одна. На ночлег остановилась в крайнем домике лесной деревни. Одинокая старая женщина её приняла, накормила, утром проводила до дороги, благословила и надела ей на шею ладанку — маленький холщовый мешочек на шнурке. "Дома посмотришь," — сказала старушка.

3.2 Семейная святыня

Содержимое этой ладанки семья Сухловых рассматривала заполночь при свете керосиновой лампы - "голова к голове". В мешочке оказался удивительный крестик из розового камня с черной точкой, размером с маковое зерно, посередине. Все подержали в руках удивительный подарок чужой старушки, а Александр Леонтьевич поднес крестик к глазам. В черной точке что-то блеснуло, и в глубине появилось изображение: склоненный старец в черном одеянии на фоне строения из светлого камня. И надпись: "Нилова пустынь. Пещера преподобного Нила". Стали все по очереди смотреть в черное зернышко, видели разное: кто- текст на старославянском языке, кто упомянутого старца, кто убранство какой-то кельи. В ту ночь мой прапрадед рассказал домочадцам о том, как в молодости они с братом Степаном ездили на лошадях навещать дядю, Сергея Герасимовича, который ушел из дома, вел жизнь отшельника, молился Богу. Младшие узнали и о том, кто такая бабушка Мария Сухлова, которая до своей кончины проживала в их семье. Старшие дети Александра Леонтьевича помнили, как в праздник Тихвинской они всем семейством ходили в Преображенскую церковь, где проводил службу Схимонах Нил.
После рассказа отца все неясности были устранены. Выяснилось, что дядя отца, Сергей Герасимович, Старец на портрете, батюшка Нил - одно и то же лицо. А в крестике Прасковьи Александровны изображен совсем другой Нил - Столобенский, праведник из более раннего времени. "Нилова пустынь" - его пристанище, расположена на озере Селигер. Там наш предок принял монашеский постриг и был наречен тоже именем Нил. Так была связана в узелок ещё одна нить родовой памяти. А удивительный крестик. Прасковья Александровна носила в ладанке все годы войны, оккупации, выселения. С ним она возвратилась в Дом в августе 1944 года. После войны маленькие представители Сухловых просили Крестю, бабушку Пашу, показать удивительный крестик, и она, добрая кроткая Голубица, снимала ладанку, доставала свое сокровище и передавала племянникам, а затем и внучатым племянникам. Этот крестик видела в детстве и моя бабушка Маргарита. Она помнит и изображение старца, и славянскую вязь.
По словам Александра Александровны Тарасовой (Сухловой), младшей сестры Прасковьи Александровны, удивительный крестик вместе с Прасковьей Александровной покоится на Влицком кладбище.
В поздних поколениях Сухловых с разными фамилиями нет религиозных людей, но судьба нашего дальнего родственника, схимонаха Нила, интересовала всех, кто о нем узнавал.
И ещё один сюжет об утраченном и обретенном, о связи порванных нитей родовой памяти.
Прошло несколько лет: конец 30-х годов и ещё 4 года, когда никто из Сухловых не посещал могилу родственника. Когда на освобожденную родину из фашистской неволи возвратились Сухловы, кто-то из Литвы, кто из Германии, они решили посетить фамильную святыню. Идти собрались Прасковья Александровна Сухлова, Наталья Степановна Катченкова (Сухлова), ранее знавшие туда дорогу. С ними впервые пошла и моя прабабушка Мария Александровна Царева (Сухлова).
Послевоенное паломничество было невероятно трудным. За годы войны изменились ориентиры: сгорели окрестные деревушки, поля заросли подлеском. Тропинки появились другие, партизанские, ходить по ним было опасно из-за мин. А путь неблизкий - 25 км в одну сторону. Женщины находили дорогу чисто интуитивно. Но могилу своего предка они нашли. Пещера, в которой он жил, была разрушена, церквушка или часовня сожжена. Кругом - бурьян, крапива, кипрей в рост человека. Паломницы привели в порядок место упокоения схимонаха Нила и его послушника Антония и тем же путем заполночь возвратились домой.
При последующем посещении могилы родственника женщины с горечью обнаружили, что рядом с могилой схимонаха Нила, над чистой речкой Демянкой оборудован летний лагерь для колхозных телят. В его пределах находился и фундамент церковки. И вот внучатые племянницы поминали предка принесенной из дома кутьей, а рядом телятницы громко усмиряли своих питомцев. Расстроенные женщины перестали ходить в Крючу. К тому же работа, дети, возраст, - дальние пешие походы стали не по силам. Их дети, окончив школу, старались уехать из разоренного войной, нищего края, так что в пятом поколении никто не знал дорогу к родовой святыне. Считалось, что эти тропы утрачены навсегда.
И вот через много лет произошел ещё один удивительный случай, восстановивший утраченное. Младшая сестра моей бабушки, Александра Николаевна Царева, проживавшая в городе Великие Луки, возвращалась домой после тяжелейшей операции. По пути она встретила бывшую учительницу начальных классов своего сына Наталью Копаеву. Оказалось, что Н. Копаева работает в воскресной школе и организует экскурсии паломников по святым местам Псковской области. Она пригласила Александру Николаевну принять участие в предстоящей поездке, рассказала о целительной силе могилы местного святого и о целебной воде протекающей там речки. На речке священник будет проводить водосвятие, а ей, слабой после операции, будет помогать монахиня.
Паломники вначале ехали на "Икарусе", затем долго шли по тропинке среди кипрея и крапивы, по бревну переходили ручей.
Одна из двух могил, к которым они подошли, была покрыта плитой с изображением креста, а на стоящем металлическом кресте — фотография старца в черном одеянии, закрытая герметично. Она была обрамлена свежим белым полотенцем — видно, могила посещается.
Когда начали читать "Житие" святого, Александра Николаевна поняла, что таким удивительным образом она, первая из пятого поколения, нашла утраченную старшими могилу представителя Сухловых во втором поколении. Она рассказала паломникам о своем родстве со схимонахом Нилом, о тех разночтениях, которые она услышала в "Житии" и знала из семейных преданий, чем вызвала удивление и недоверие.
О той поездке сохранилась запись, сделанная самой Александрой Николаевной. Александра Николаевна ушла из жизни в январе 2006 года. А мы благодаря ей знаем, что Крюча, где покоится прах схимонаха Нила -Сергея Герасимовича Сухлова находится в Самолуковской волости Локнянского района, почти у самой границы Новосокольнического района. Когда мы смотрим районную карту и видим деревню Айдарово, то знаем, что это место где-то поблизости, возле речки Демянки. Дорог к тому месту по-прежнему нет, только тропки.
Летом 1997 года "осколки" Сухловых с разными фамилиями пятого, шестого и седьмого поколений собрались вместе и совершили поездку к могиле упокоения схимонаха Нила. Из пятого поколения в ней участвовали моя бабушка и её сестры, из шестого - их дети, из седьмого - Юля и Даща Штылины - внучки Александра Николаевны. Даше, моей ровеснице и троюродной сестре, было тогда чуть больше 2-х лет, так что седьмое поколение ещё сидело на родительских руках. В поездке участвовал тогдашний Великолукский архимандрит Сергий и редактор "Православного листка" Бойков. Поездка была отснята на видеокамеру (Приложение № 10).
Когда я писала эту работу, описывала предметы, людей, события с множеством подробностей, я отдавала себе отчет в том, что пишу не исторические хроники и не семейную сагу. Но мне хотелось рассказать о Теплом Доме Сухловых, о моих простых и интересных предках. И хочется верить, что неизвестное в их судьбах не останется неузнанным, утраченным навсегда.

Заключение

Человек существует в трех измерениях: в прошлом, настоящем и будущем, и отсутствие первого из них ставит знак вопроса на двух последующих. Думать о будущем своем и своих детей в действительности может лишь человек, наделенный душой, памятью. Человек с корнями.
Это четвертая моя работа по изучению родословной нашей семьи. В ней я попыталась проследить преемственность поколений моих предков, проживавших в отчем Доме, проследить, как складывались и складываются судьбы представителей большого рода Сухловых. В своем исследовании я также хотела обратиться к истории повседневности, так как тот уклад и дух Дома безвозвратно ушли в прошлое.
В результате исследований создано генеалогическое древо рода Сухловых, родословные таблицы, генеалогические карточки на членов рода, родословные росписи (Приложение № 7).
Я считаю, что изучение семейных архивов, преданий, воспоминаний это тоже метод, который может использоваться историками для более полного воссоздания картины жизни общества в те или иные отрезки времени.
Нам, живущим в 21 веке, надо успеть узнать у старших, сохранить и передать родовую память по эстафете будущим поколениям. Человек бессилен изменить прошлое, он не может выбирать себе предков. Вместе с тем каждый в силах выбирать свое будущее, чтобы быть достойным предков и не уронить честь рода.43

Библиография
1. Большая Советская энциклопедия т.28 - М., 1978.
2. Бычкова Л. Лекции по русской генеалогии. М., 1995.
3. Воспоминания родных (родовая память).
4. Генеалогия. Советская историческая энциклопедия. Т.4. -М., 1963.
5. Газета "Великолукская" правда 20 сентября 1995 г, 23 августа 1997 г.
6. Газета "Старая крепость" Н Копаева "не стоит село без праведника" 14 сентября 1996г.
7. Книга памяти. Псковская область, Бежаницкий район, Локнянский район.
8. Можаров Н.Д. Древо рода и виды родословных // Красная Звезда. - М. 11, 13, 19, 24 августа 1993.
9. Никонов В.А. Словарь русских фамилий. - М. Школа - пресс, 1993. Ю.Онучин А.Н. Твое родословное древо. Практическое пособие по составлению родословной. — Пермь: Издательство Ассоциации генеалогов-любителей, 1992. -с.4, 10.
10. Протащук И.Ю. Тематическое и поурочное планирование по основам родоведения. Казань: Издательство «Хэтер» 2009.
12. Савельев Л. Лекции по русской генеалогии. М., 1995.
13. Соколова П.В., Мельникова Н.А. Локня (историко-краеведческий очерк) Н.Самсонов В.К. Твоя родословная. - М: «Солон - Пресс», 2004.
15. Семейные летописи. Хрестоматия. Казань, 2009.
16. Тарасов Л.В., Мишина И.А., Жарова Л.Н: История 5 класс. 1 часть. Экспериментальный учебник развивающего типа. МЛ 994.
17. Юрченков А.М. Методы генеалогического исследования. Саранск: Морд. кн. изд. 1999.57 с.
18. www.obd – memorial.ru
19. www.rodoslovnik.ru
20. http://ru.wikipedia.org
21. www.museum.ru/M811