Кирилл Яковлевич Кожурин -  доцент кафедры философии Санкт-Петербургского Государственного университета экономики и финансов, член Российского философского общества, преподаватель   Воскресной школы при Невской Старообрядческой Поморской общине.

Большой Пружинец: стояние в вере.

       Известно, что после девяти лет жизни в Невельском общежительстве выдающийся деятель староверия Феодосий Васильев и его последователи вновь вернулись в Россию и поселились в Вязовской волости Великолуцкого уезда (1708). Об этом, в частности, говорится в главном источнике биографических сведений Феодосия Васильева – «Житии Феодосия Васильева», составленном его сыном Евстратом. Однако до сих пор остается не вполне выясненным вопрос о местонахождении основанных Феодосием в Вязовской волости новых обителей и об их дальнейшей судьбе. Между тем, попытка ответить на данный вопрос привела нас к открытию еще одного значительного духовного центра Древлеправославия в XVIII-XX вв., находившегося на юге Псковщины и до последнего времени остававшегося за пределами научного исследования. Отчасти малая изученность данного региона (прежде всего, Невельский и Себежский уезды) была вызвана тем, что некогда эти земли входили в состав Речи Посполитой, а затем – Витебской губернии, и лишь после 1924 г. вошли в состав Псковской области. Тем самым российские исследователи староверия на Псковской земле, в основном, ограничивались материалами из псковских архивов, не имея доступа к тем делам дореволюционного периода, которые оказались в Национальном Историческом архиве Беларуси. В свою очередь, белорусские исследователи старообрядчества выносили земли Невельского и Себежского уездов за рамки своих исследований, поскольку в нынешнее время они не входят в состав Республики Беларусь. В результате возникла парадоксальная ситуация, когда достаточно значительный район компактного проживания староверов оказался фактически вне поля зрения историков старообрядчества, и столь уникальный исторический материал не был востребован исследователями. Материалы, найденные нами в Национальном Историческом архиве Беларуси в Минске и впервые вводимые в научный оборот, в значительной степени позволят восполнить этот досадный пробел.
       Первые упоминания о появлении старообрядцев на территории Вязовской дворцовой волости (Чурилово, Бессоново) относятся еще к 1681 г.[1] В 1707 г. земли эти были пожалованы Петром I своему любимцу князю Александру Даниловичу Меньшикову, а уже на следующий год Феодосий Васильев, лично знакомый со «светлейшим князем», получил разрешение переселиться со всей братией на его новые земли. Через торопецкого и великолуцкого коменданта Антония Алексеева А.Д. Меньшиков дал лист на имя Феодосия Васильева и его помощника дворянина Захария Бедринского[2], по которому староверам была обещана «в вере их вольность» и разрешено молиться по старопечатным книгам. С помощью столь могущественного покровителя федосеевцы получили не только возможность открыто исповедовать старую веру, но и защиту от мирских и духовных властей.
      В Вязовской волости были устроены две общежительные обители – мужская и женская – по образцу прежде бывших невельских. Число насельников, которое в Невельском общежительстве достигло почти полутора тысяч человек, с каждым годом умножалось, и возникали серьезные проблемы с обеспечением такого количества насельников продовольствием. Согласно некоторым сведениям, именно здесь Феодосий встречался с царевичем Алексеем Петровичем, тайно сочувствовавшим старой вере и приезжавшим послушать службу по старому чину. Однако в этих местах федосеевцам пришлось прожить недолго. Из-за неурожаев и эпидемии моровой язвы, истребившей значительное число насельников в 1710 г., наступило «великое оскудение и нужда», и Феодосий был вынужден искать более удобного места.
       В том же году благодаря ходатайству сподвижника Феодосия дворянина Негановского федосеевцы получили во владение от князя Меньшикова Ряпину мызу под Юрьевом Ливонским (ныне Тарту). Однако на новое место они переселились уже после мученической смерти Феодосия Васильева в Новгороде в 1711 г. На Ряпиной мызе федосеевцы прожили до 1719 г., когда по доносу их бывшего наставника Константина Федорова, присоединившегося к господствующей церкви и впоследствии получившего сан священника, к ним была послана военная команда, разорившая новые обители. Руководитель Ряпинской обители, сын Феодосия Васильева Евстрат Васильев снова переселился в Речь Посполитую, где продолжил проповедь староверия. Часть его сподвижников последовала за ним, а часть переселилась в Стародубье и иные места, благодаря чему федосеевское учение распространилось не только по всей России, но и далеко за ее пределами. «В 1720–1760-х федосеевские общины в северо-восточной части Речи Посполитой – в Ступилишках (Лифляндия), Балтруках (Курляндия), в Давыдово (позже Себежский уезд Витебской губернии), в Гудишках и др. – сделались одними из видных руководящих центров раннего федосеевства за границей. Между этими зарубежными и федосеевскими (также поморскими) общинами в России поддерживалась связь, происходила оживленная переписка и иногда проводились собеседования»[3].
      Вместе с тем, значительная часть федосеевцев вернулась на место своей прежней обители – в Вязовскую волость и соседние с ней Невельский и Себежский поветы (уезды), до 1772 г. входившие в состав Речи Посполитой. Места эти, достаточно глухие и окруженные со всех сторон непроходимыми лесами и живописными озерами, были густо населены старообрядцами. Известно, что на Вязовщине, в деревне Глядково, при дворе крестьянина Терентия Васильева в середине 30-х гг. XIX в. действовала старообрядческая моленная. Она была уничтожена во время николаевских гонений 24 марта 1838 г. непосредственно по распоряжению министра внутренних дел. Впоследствии, когда началось насильственное «обращение» староверов в единоверие, в самом Вязе была устроена единоверческая церковь святого благоверного князя Александра Невского (передана вязовцам 28 июня 1859 г.). Приход ее охватывал единоверцев Великолукского, Опочецкого, Новоржевского, Холмского и Себежского уездов[4].
      Однако самым крупным духовным центром старообрядцев Вязовщины, Руновщины, нынешней Островской волости и других окрестных волостей на протяжении XIX – первой половины XX вв. была деревня Большой Пружинец, входившая в состав Рыкшинской волости Невельского уезда Витебской губернии и находящаяся рядом с ней деревня Петраши (сейчас обе — в составе Пустошкинского района Псковской области). В Пружинце находилась знаменитая федосеевская моленная, которая привлекала староверов со всей округи. Первое упоминание о Пружинской моленной («часовне»), которое на сегодняшний момент удалось обнаружить, – 1826 г.[5], однако по ряду косвенных данных, она существовала еще в XVIII в.
       Историк старообрядчества в Витебской губернии единоверческий священник Василий Волков (Волкович) опубликовал в 1867 г. любопытные документы, переданные ему «стариком раскольником филипповского согласия, живущим в Невельском уезде на рубеже Витебской и Псковской губерний». Документы представляли собою шесть контрактов. «Это бумажные ветошки, на которых за сто лет тому назад записаны имена домохозяев, выходцев из Великороссии раскольников и некоторые условия на поселение их в Невельском уезде в имениях Радзивиллов. Писаны эти контракты по-польски, однообразно слово в слово, с занесением только других деревень и домохозяев. Самый точный перевод сих контрактов на русскую речь – гласит следующее: “1769 года ноября 8 дня. Я нижеподписавшийся выдаю сие мое условие или контракт, на основании данной мне доверенности графинею Констанциею Радзивилловою вовеводшею Минскою и поверенным комиссаром Францем Вышинским от Его Сиятельства князя Иеронима-Флориана Радзивилла, хорунжего великого княжества Литовского, выходцам из России (имена…) в том, что им дозволяется поселиться на земле Невельского уезда, Фарантовского войтовства в деревнях… названных и занять земли сколько им нужно; за пользование этою землею имеют или платить аренду, положенную в инвентаре 8 октября 1750 года; а если же не пожелают проживать на той земле, то по уплате арендных денег, могут проживать где пожелают. Поверенный и эконом Довкинд”. В шести такого содержания контрактах поименованы следующие домохозяева: Филипп Григорьев, Федот Меркуров, Иван Меркуров, Григорий Онуфриев, Емельян Ларионов, Денис Сергеев, Емельян Данилов, Стефан Сергеев, Юрий Гаврилов, Марк Григорьев, Евдоким Никифоров, Василий Севастеев, Лев Григорьев, Василий Григорьев, Евстафий Григорьев, Алексей Григорьев, Киприан Симонов, Роман Федоров, Моисей Федоров, Косьма Фоков, Константин Фоков, Ларион Алексеев, Михаил Моисеев, Стефан Лукьянов, Герасим Игнатьев, Максим Титов и Карп Агафонов с родственниками их»[6]. По мнению В. Волкова, все это были староверы-филипповцы, которые могли оказаться на территории Речи Посполитой после предпринятой ими в 1765 г. попытки захвата Зеленецкого монастыря в Новгородской епархии и последовавшей за этим гарью, однако каких-либо подтверждающих это мнение фактов у нас нет.
      Контракт, заключенный поселенцами, не заключал в себе никаких стеснительных условий и даже предоставлял им право оставлять занятую ими землю и искать другой. «Раскольники в Витебской губернии селились на порожних местах помещичьих имений, на землях, принадлежавших монастырям униатским и латинским и выбирали преимущественно места лесистые, самые глубокие и уединенные трущобы. Заселение таких мест, которые до того ни помещикам, ни монастырям не доставляли никакой пользы, было неожиданною находкою как для тех, так и для других. В первые десятки годов поземельная плата, или по-здешнему аренда, была самая ничтожная; она производилась грибами, орехами, ягодами, вывозкою дров, медом и прочими мелочами. Но это зависело не от бескорыстия владельцев, а от расчетов их. Им нужно было сперва, чтобы раскольники обстроились, обселились и распахали землю, а потом они уже возвышали цены на землю и, как раскольники жили без контрактов и без паспортов, землевладельцы прибирали их в свои руки и некоторые записывали крепостными»[7]. И действительно, в дальнейшем мы видим, что уже дети, внуки и все потомство упомянутых выше вольных поселенцев вплоть до 19 февраля 1861 г. были крепостными князя Витгенштейна, Кардо-Сысоева, Соколовских, Меллина и других помещиков.      
        Земли Невельского и Себежского уездов по Первому разделу Речи Посполитой (1772) были присоединены к России. Память о том, что земли эти когда-то принадлежали Польше, сохранялась среди местных староверов вплоть до недавнего времени, что отразилось в самоназвании: жители деревень, располагавшихся на юг от озера Язно, которое некогда служило границей двух государств, продолжали называть себя «поляками», в противоположность своим северным соседям, которых именовали, как и всех псковичей, «скобарями».
     После присоединения земель Невельского уезда к Российской империи жизнь местных староверов изменилась. Развитие старообрядчества в Российской империи всегда находилось под пристальным вниманием правительства. Либеральная политика Екатерины II и Павла I по отношению к старообрядцам продолжалась и в царствование Александра I (1801–1825). В циркулярном письме всем губернским начальникам от 19 августа 1820 г. задачи правительства в отношении старообрядчества формулировались следующим образом: «Раскольники не преследуются за мнения их секты, относящиеся до веры, и могут спокойно держаться сих мнений и исполнять принятые ими обряды, без всякого, впрочем, публичного оказательства учения и богослужения своей секты... ни под каким видом не должны они уклоняться от наблюдения общих правил благоустройства, законами определенных»[8]. Считая староверие сектантством, которое со временем должно быть полностью изжито, и называя послабления послепетровского времени «мнимыми правами» старообрядцев, правительство Александра I, тем не менее, не желало начинать новых гонений. В государственном законодательстве этого времени ярко выразился тот же принцип, по которому господствующая церковь решилась на учреждение единоверия — «терпимость без признания».
      На практике же политика правительства выражалась в том, чтобы «не замечать» старообрядчества. Старообрядцы также не должны были лишний раз напоминать о своем существовании. Во избежание «оказательства раскола» они были лишены возможности ходить крестным ходом вокруг своих храмов даже на Пасху, а старообрядческие духовные лица не имели возможности вне храма носить подобающую их сану одежду. Они могли собираться на общую молитву, но так, чтобы никто их не видел, могли содержать моленную, но так, чтобы по виду здания или по колокольному звону нельзя было определить, что это именно храм. Но несмотря на такое полулегальное положение, старообрядцы много строили: появлялись новые храмы и даже целые монастыри с многочисленными насельниками.
      С началом правления Николая I (1825–1855) уже были забыты все помыслы о реформах и воцарилась неудержимая реакция. Старообрядцы лишились всех льгот, предоставленных им прежними царями: они снова были лишены прав гражданства и возможности открыто совершать богослужение на своей Родине. Вновь принимаются законы, лишающие староверов элементарных прав. С 1834 г. старообрядцам запрещено вести метрические книги (раньше выписки из них являлись юридическим документом и заменяли собой паспорт) — таким образом, староверы оказывались вне закона. Не признавались старообрядческие браки, а дети староверов являлись по законам того времени незаконнорожденными. Они не имели прав ни на наследство, ни на фамилию отца. Правительством для борьбы со старообрядчеством создавались различные «секретные совещательные комитеты» с центральным комитетом в Петербурге, занимавшиеся слежкой и контролировавшие жизнь староверских общин с целью их подавления и закрытия. Комитеты состояли из губернатора, архиерея, председателя государственных имуществ и жандармского офицера. Само существование подобных комитетов и их совещания должны были оставаться в тайне. Все дела, касавшиеся «раскола» велись под грифом «секретно». С каждым годом «стеснительные меры против старообрядцев» только увеличивались: моленные и часовни, построенные и украшенные старообрядцами, стали отбирать и передавать единоверцам. В 1835 г. был издан указ о разделении старообрядцев на: 1) самых вредных, куда были отнесены сектанты и старообрядцы, не признававшие браков и молитв за царя; 2) вредных — все остальные безпоповцы и 3) менее вредных — поповцев.
     В «Ведомости о расколах разных сословий и сект, находящихся в Невельском уезде за 1841 г.» перечисляются три старообрядческих согласия, существовавших на территории уезда: «1-я секта безпоповщина мужиковщина молящаяся за царя и приемлющая браки» (1001 душа мужского пола и 1049 – женского), «2-я секта поповщина молящаяся за царя и приемлющая браки» (194 м.п. и 185 ж.п.) и «3-я секта безпоповщина молящаяся за царя отвергающая браки» (516 м.п. и 488 ж.п.). Всего по Невельскому уезду числится 3433 старообрядца различных согласий.[9]
      Староверы Большого Пружинца и всей Рыкшинской волости принадлежали к федосеевскому безбрачному согласию. В ведомости о старообрядцах за 1840 г. говорится: «Раскольники Ровнаго (имеется в виду имение Ровное и относившиеся к нему окрестные деревни. – К.К.) собственной молельни и своего наставника не имеют, а ходят в молельную находящуюся в д. Пружинцах помещика Кардо-Сысоева, где особым уважением пользуется наставник, живущий в той деревне крестьянин того же помещика Спиридон Макаров…»[10] Интересна личность первого известного нам по имени пружинского наставника Спиридона Макаровича (ок. 1757 – между 1859 и 1863). Вот какие сведения о нем содержатся в показаниях, записанных с его слов в 1857 году по поводу «Дела о совращении в раскол крестьянки Невельского уезда помещика Ханыкова Натальи Трофимовой и о именующем себя раскольническом наставнике Иване Григорьеве»: «Около 100 лет. Крестьянин помещика Сысоева. Холост, грамотен, под судом не состоял. Живу в деревне Большом Пружинце в собственной избе. Занимаюсь хлебопашеством. Раскольник безпоповщинскаго толка. У исповеди бываю ежегодно у наставника Захария Леонова Сморыгина, живущего в Себежском уезде в деревне Обители. Наставником служу братии своего согласия лет 20-ть; наставником поставлен полоцким мещанином Иваном Архиповым (ныне уже умершим). Книг не имею кроме Часовника и Каноника, ибо все книги отобраны бывшим исправником Бобитенским. Прихожан имею около трех сот душ; они живут в деревнях показанных моим помощником Федором Федоровым (Большой и Малый Пружинец, Теплухино, Мельница, Петраши, Иванищево, Ровно, Мануково, Ужакино, Жуково, Хлупикино и Ерово. – К.К.). На Богомоление собираются люди нашего согласия ко мне в дом… На принятие Единоверия я прежде сего был увещеваем, но пред смертиею изменять вере отцов своих не желаю…»[11].
       После смерти Спиридона Макаровича его сменил долгие годы служивший его помощником Федор Федорович (1767 – между 1863 и 1870), также крестьянин деревни Большой Пружинец и духовный сын обительского наставника Захара Леоновича Смарыгина. К 1857 г. он прослужил в должности помощника наставника уже около 50 лет. «Треб христианских никаких не исполняю, – говорил он о себе, – а служу при исправлении оных при наставнике вместо дьячка»[12]. В 1863 г. он уже указан в качестве наставника, а его помощником значится крестьянин деревни Пружинцы Михаил Иванович. Последний, судя по всему, сменил Федора Федоровича на посту наставника уже к 1870 г. На прошении рыкшинских староверов витебскому генерал-губернатору подпись Михаила Ивановича стоит последней.
        Влияние местных духовных наставников распространялось не только на Невельский уезд, но и на соседние Опочецкий и Великолуцкий уезды Псковской губернии, как о том явствует из некоторых документов. Так, по доносу попа из деревни Заволочье Опочецкого уезда Михаила Красноумова было возбуждено целое дело. 20 мая 1852 г. витебский генерал-губернатор доносил, что в приход Заволочья «выезжают раскольнические наставники: Невельского уезда, деревни Пружинца, крестьяне Спиридон Макарьев и Федор Федоров и Себежского уезда из какой то их обители или могильщины (в деревне Обитель Могилянской волости находилась известная старообрядческая моленная. – К.К.), которые исправляют у раскольников все требы и этим самым явный подают повод к усилению ереси…»[13]. 17 июня того же года витебский гражданский губернатор сообщает витебскому военному губернатору: «Управляющий Псковскою Епархиею Платон Архиепископ Рижский, 13 июня № 2881 уведомляя меня, что Великолуцкаго уезда погоста Вяза, священник Иосиф Златинский донес Его Высокопреосвященству, что будто бы многие из Вязовских крестьян-раскольников ездят в моленныя существующия в деревне Пружинцах, Витебской Губернии Невельскаго Уезда, просит моего распоряжения, чтоб раскольники Псковской Губернии не были пропускаемы и принимаемы в помянутыя моленныя. Имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство, не оставить сделать распоряжение, согласно с означенным требованием Преосвященного Платона»[14].
       27 июня 1852 г. витебский военный губернатор отдал соответствующее распоряжение невельскому земскому исправнику, который незамедлительно учредил за старообрядческими наставниками «строжайший секретный надзор чрез полицейских служителей из деревень, населенных православными крестьянами». Но этого было мало. В воскресенье, 6 июля, исправник решил застать староверов врасплох: «…Я в три часа пополуночи (в которое время совершается у них обряд заутрени) прибыл в деревню Пружинец и имел секретное наблюдение с бывшими со мною для надзора 4-мя человеками 2-х из конно-объездной стражи и двух крестьян Помещицы Бобятинской, но службы и никаких отправлений в существующей там моленной не застал и моленную сию нашел запертою на замок».
     Взломав дверь в моленную, исправник обнаружил там следующую картину: «Внутри оказалось несколько Икон с повешенными перед ними лампами и одною большою посредине Моленной, по правую сторону на сделанном в виде налоя, лежало две больших книги и по той же стороны стоял сундук, незапертый в коем помещались остатки сгоревших свечей и несколько книг печатных просмотренных Цензурою и как сия моленная совершенно ветха, в особенности с наружнаго вида нижние венцы стен совсем сгнили, крыша из соломы, с левой стороны видимо починенная и вместо сеней поставлены в землю старые бревны угрожающие падением и потому, в отклонение могущих чрез то быть несчастных последствии, я запер сию моленную на замок и опечатал в дверях и окнах»[15]. Наставника Спиридона Макаровича и его помощника Федора Федоровича дома не оказалось. Через «секретный розыск» исправник узнал, что они отправились в Вязовскую волость, где в этот день «отправлялось Богомолебствие по случаю существовавшей там ярмарки». Однако отправиться в другую губернию для «преследования и отыскания» исправник уже не имел полномочий.
       Через год дело о Пружинской моленной дошло до самого царя. «Миссионер на царском троне», как метко назвал Николая I Ф.Е. Мельников, дела о «расколе» выслушивал лично. Как раз на 1850-е гг. пришелся пик николаевского царствования с его беспримерным по своему вандализму разорением старообрядческих духовных центров. В 1853 г. вышел закон об упразднении «противозаконных раскольнических сборищ», в том числе скитов и монастырей, по которому были опечатаны алтари Рогожского кладбища в Москве, часть Преображенского монастыря была передана единоверцам, а Выговское и Лексинское общежительства вообще были закрыты и разорены. Под правительственный контроль были взяты Волковская и Малоохтенская старообрядческие богадельни в Петербурге. Во исполнение новых «драконовских» законов «многие сотни молитвенных зданий были уничтожены; десятки тысяч икон, сего древнего достояния прадедов, были отобраны, огромную библиотеку можно составить из богослужебных и иных книг, взятых в часовнях и домах старообрядцев».[16]
      Министр внутренних дел передал императору полученные через витебского генерал-губернатора сведения о Пружинской моленной, на что 1 мая 1853 г. последовала следующая «высочайшая резолюция»:
          «1. Противозаконно исправленную Невельского уезда в д. Пружинцах раскольническую молельню уничтожить и материал, могущий остаться от сломки сего здания продать в пользу Витебского Приказа Общественного Призрения.
     2. Если имеются в означенной моленной иконы, книги и другие богослужебные принадлежности, то все это отослать в местную Духовную Консисторию с тем, чтобы те из икон и книг, кои окажутся противными учению Святой веры, были доставлены в Министерство Внутренних Дел, а невредныя и вещи могущия быть в употреблении частных лиц, возвращены по принадлежности»[17].
       29 июня 1853 г. невельский земский исправник уже доносил губернатору: «Состоящая во вверенном мне уезде в деревне Пружинец раскольническая моленная разломана, от коей оставшийся деревянной материал совершенно сгнивший и ни к какому употреблению негоден». Местные жители, а также вызванные исправником жители соседних деревень отказывались покупать дерево с моленной (осталось 113 бревен и 49 досок). Торги назначались трижды (7 и 26 сентября и 2 ноября 1853 г.). В результате, были проданы лишь два вынутых окна и железо с дверей – крюки, завесы, пробои весом 25 фунтов. Выручили 75 копеек. При моленной нашли еще наличными 40 копеек серебром. Все эти деньги в размере 1 рубль 15 копеек были отправлены в Витебский Приказ Общественного Призрения.
       Что касается икон, книг и богослужебной утвари, то все это было препровождено невельским земским исправником 17 июля 1853 г. в Полоцкую духовную консисторию, где пролежало под спудом в течение шести лет. Сохранилась достаточно подробная опись имущества Пружинской моленной, содержащаяся в донесении витебскому губернатору из Полоцкой духовной консистории: «Означенныя вещи получаемы были для тщательнаго пересмотра Благочинному Единоверческих Церквей Полоцкой Епархии Священнику Волковичу, который рапортом от 2-го декабря прошедшаго 1858 года донес, что вещи значущияся по описи оказались все на лицо. Из них одна большая лампада, три маленьких медных и две стеклянных годны и могут быть употреблены с пользою в Церкви. Лампадки под № 4 и 6-м стары, изломаны, а потому негодны. Кадильница одна. Трое, под № 8, 9 и 10-м щипцов для счистки свечей – годны. Вещи под № 17, 18 и 19-м, именно – ситцевые платки – 10 – старые – полушолковые, холщовые полотенцы и куски холста (всего счетом 70-ть) все на лице, годны еще к употреблению и особенно нужны в Единоверческих Церквях, кои нуждаются в таковых вещах. Книг счетом 7-мь, из них под № 1-м Евангелие в полулист, печатное, но где и когда не видно; печати древней, но четкой, и вообще книга хорошая. На политурках украшений нет никаких. Время печатания можно отнести ко временам Патриарха Иоасафа. Под № 2-м писаная постная Триодь, старая, избитая, ошибочная и потому к употреблению негодная. Под № 3-м Пролог 4-х месяцев: Мая, Июня, Июля и Августа, книга печатаная в Москве лета 7151-го, годная к употреблению и весьма необходимая в Единоверческих Церквях. Под № 4, 5, 6 и 7-м Минеи за месяцы Май, Июль, Октябрь и Ноябрь. Книги печатаныя в Москве лета 7152, 7153 и 154-го, годны и необходимы в Единоверческих Церквях. Иконы: под № 14-м в большом хорошем киоте вставлена икона, изображающая Мироносиц, I. Христа, Иоанна Предтечу, Божию Матерь, погребение I. Христа, снятие со креста и Архангелов; посредине же сего образа врезан медный крест. Икона очень хорошая. Под № 13-м в небольшом киоте образок с врезанным медным небольшим крестом; хорош. Под № 11-м три больших образа Моисея, Илии и Авраама, до того обветшали, что едва можно видеть лики их и во многих местах дерево уже обнажилось от краски. Подлежат уничтожению. Под № 12-м показано 13-ть небольших образов. Из них 6-ть образов чрезвычайно ветхи так, что и дерево потрухло и неизвестно, что на них было изображено – нет ликов. Три образа Богородичных, 1-н Св. Николая, 1-н Георгия, 1-н Воскресения Христова и 1-н Спасителя годны и могут поступить в Единоверческую церковь. Под № 15 и 16-м значатся восковыя свечи, всех 33-и фунта. Весьма необходимы в Единоверческих Церквях. Под № 21-м лестовка – вещь безвредная. Под № 22-м сундук деревянный, в коем заключаются прописанныя вещи. И его можно употребить с пользою в Церкви…»[18]. Далее в донесении говорилось, что все эти вещи не составляют ничьей частной собственности, а потому должны быть переданы в единоверческие церкви, за исключением «писаной с ошибками и ветхой» постной Триоди и девяти икон, которые подлежали уничтожению. Решение  Полоцкой Духовной Консистории было утверждено министром внутренних дел 18 марта 1859 г., а дело о Пружинской моленной как «нетребующее дальнейшего производства» было закрыто 31 марта 1859 г.
     Однако, несмотря на уничтожение моленной, духовная жизнь в Большом Пружинце продолжалась. 4 января 1857 г. чиновник канцелярии начальника Витебской губернии Ивановский доносил, что «со времени уничтожения сей моленной окружные раскольники, по собственному сознанию допрошенных из них и по свидетельству окольных православных жителей, собираются для богомоления, отправляемаго им упомянутыми коноводами (имелись в виду наставник Спиридон Макарович и его помощник Федор Федорович. – К.К.), большею частию в избу жителя деревни Пружинцев Власа Меркурьева, как более обширнейшую в этой деревне, а иногда и в дом самого наставника Спиридона Макарьева. Хотя по произведенному нами в домах сих осмотру не оказалось настоящаго устройства моленных, но это обстоятельство объясняется показаниями некоторых, что раскольники, на время отправления богослужения, приносят с собой в те домы иконы и, по окончании онаго, разбирают их снова по домам»[19]. Наставник Спиридон Макарович, «кроме отправления общественных раскольнических богомолений, обличен в исправлении раскольникам всех духовных треб, кроме брака, как то: крещении младенцев, принимании на дух и погребении умерших, совершаемом торжественно, при собрании народа и с пением». В рапорте чиновника Ивановского отмечалось, что погребение совершалось с разрешения станового пристава 2-го стана Войно-Оранского, которому также два раза в год наставник доставлял метрические записи о родившихся и умерших. В том же 1857 г. кафедральный протоиерей Иосиф Гумилев пытался снова «увещеваниями» склонить наставника Спиридона Макаровича и его помощника к принятию единоверия, но те снова отказались. Кроме того, Спиридон Макарович сказал, что без согласия и совета своего духовного отца, наставника деревни Обители Захария Смарыгина «ничего решительно ни сказать, ни сделать не может».
       В ходе начавшегося следствия выяснилось, что «раскольники в тамошней стране обращаются еще с требами и для богомоления в деревню Маиово, к именующемуся наставником мещанину Федору Андрееву… Хотя по осмотру двора в деревне Маёве, где живет помянутый Федор Андреев, с братьями и другими родными, настоящаго устройства в нем моленной не усмотрено, но найденныя в левой половине большаго дома поделки в два ряда полок в главном углу и закапка их воском служат уликами, что полки эти именно поделаны для поставления икон, при народном богомолении»[20].
      На допросе маевский наставник Федор Андреевич[21] показал, что живет в деревне Маеве по паспорту, получаемому ежегодно из Велижской городской думы, и что лет 10 назад состоял он помощником при ныне покойном наставнике Кондратии Ивановиче, а после смерти последнего заступил на его место. Ныне совершает крещение младенцев, погребение умерших и поминовение их, отправляет также в своем доме и богомоление, которое, по его словам состоит в чтении и пении Исусовой молитвы, но на богомолении присутствуют только члены его семейства. Между тем, окольные жители новообрядческого исповедания свидетельствовали, что «им случается видеть, как по большим праздникам съезжаются с разных мест в деревню Маево раскольники на богомоление, и в особенности многочисленные сборища раскольников бывают… 15-го июля в день Кирика и Иулиты и в день Покрова, когда отправляется поминовение по родственникам хозяев дома в деревне Маеве»[22].
      Выяснилось также, что становой пристав 2-го стана Войно-Оранский не только знает о «сборищах раскольников на богомоление в деревнях Пружинце и Маиове», но и часто бывает в домах наставников Спиридона Макаровича и Федора Андреевича. Как указывалось в материалах следствия, «Федор Андреев и его семейные даже хвалятся коротким знакомством с ним»[23]. В этой связи было заведено целое дело «в отношении действий к раскольникам» пристава Войно-Оранского[24]. Ко всему прочему ему вменялось в вину и то, что это именно он якобы научил наставников взять годовые паспорта, «дабы чрез это они могли иметь средство укрываться от преследования Правительства». В результате этого дела Войно-Оранского перевели в соседний Себежский уезд, хотя и с сохранением должности.
       В 1859 г. имена вышеупомянутых наставников вновь появляются в связи с начатым еще в 1857 г. «Делом о совращении в раскол крестьянки Невельского уезда помещика Ханыкова Натальи Трофимовой и о именующем себя раскольническим наставником Иване Григорьеве». 4 февраля 1859 г. последовала резолюция министра внутренних дел: «Секретный Комитет полагает: раскольников Сотникова, Макарова и Андреева подвергнуть полицейскому надзору, прекратив о них дело», поскольку означенные лица «не изобличаются в совращении других в раскол»[25].
        Новые сведения о Пружинской моленной появляются уже спустя четыре года. 18 октября 1863 г. архиепископ Полоцкий и Витебский Василий доносил витебскому губернатору: «Достоверно сделалось мне известным, что Невельского уезда в кругу Язно-Богородицкого православного прихода в деревне Пружинце, в которой прежде существовала раскольническая моленная, по Высочайшему повелению уничтоженная, недавно устроена раскольниками новая моленная среди сказанной деревни. Вид ея неквадратный, как обыкновенно строятся избы, но продолговатый, длина ея лежит от запада к востоку и вход в нее с запада. Постройка эта ныне совершенно уже окончена, двери и окна вставлены и каменный фундамент выведен. – Против этой моленной построена изба несколько меньшая самой моленной. Промежуток между этой избой и моленной составляют сени или коридор и вся эта связь покрыта соломою под щетку. В сенях над дверьми моленной находится какое то изображение, а в средине, как говорят, поставлены иконы и совершаются уже молитвословия. Вместо звонов была повешена доска с восточной стороны, но теперь доска эта перенесена на чердак оной же моленной. Имея в виду Высочайше утвержденное в 1858 году наставление для руководства при исполнительных действиях и совещаниях по делам до раскола относящимся, коего § 5-м воспрещается оказательство публичного раскола, к которому по примечанию к оному § относится и открытие вновь раскольнических моленных, – имею честь сообщить Вашему Превосходительству об устройстве раскольниками в дер. Пружинце моленной и отправлении в ней молитвословий, к возмущению и совращению нетвердых в Православии прихожан Язно-Богородицкой церкви разсеянных жительством между раскольниками для зависящих с Вашей, Милостивый Государь, стороны по сему предмету распоряжении и о последующем не оставить меня уведомлением. При чем неизлишним нахожу просить Ваше Превосходительство, не благоугодно ли будет при сем случае обратить внимание на местные полицейские власти, по 8 § означенного наставления обязанные наблюдать за подобными противозаконными действиями раскольников и, по видимому, необращающие на это ни малейшего внимания, как бы в понаровку фанатикам и ко вреду Православной церкви»[26].
     Было устроено дознание, в результате которого удалось установить, что действительно в деревне Большой Пружинец помещика штаб-ротмистра Ипполита Фаддеевича Соколовского была устроена «особая моленная», и 11 декабря 1863 г. невельский уездный исправник Коровин отправился в вышеуказанную деревню, чтобы на месте все самолично осмотреть. Вот что они доносил в своем рапорте: «Оказалось: при доме крестьянина Якова Андреева находится чрез сени особая изба, гораздо большего размера, где живет Андреев. – Изба найдена запертою нутренним ключем, совершенно новая в длину и ширину 12-ть аршин, с полом и потолком, дверь в нее из сеней с запада, при входе с правой стороны – два окна на улицу и одно с левой стороны в огород. Во всю противу положную двери стену устроена деревянная полка и на ней разной величины иконы счетом дватцать, по всей полке, против икон стоят наполовину и больше сгоревшие восковые свечи, большею частию толщиною в руку. Посредине у образной полки деревянный стол, вроде престола, покрыт темного цвета шерстяною материею, по краям обшита в два ряда галуном, с передней стороны насредине тоже галунный крест. Тут же неподалеку другой меньшего размера деревянный стол – и на нем два небольших ящика, один с ладуном – другой пустой. По обе стороны этих столов вдоль образной полки устроено вроде налоя и покрыто ситцем. В правом угле под иконно

[ Вернуться в раздел История и краеведение: | Вернуться в главный раздел ]