Сайт г.Пустошка Псковской области

"Мы пскопские" - не такие, как в указанном кино."

- Главная - - Новости - - Материалы и документы - - Объявления - - Форум -

Меню

Что нового на сайте?

Обновлено:	С	В	Н

Нет обновлений за последние 7 дней

Вход на сайт

Забыли пароль?

Нет учетной записи?
Зарегистрируйтесь!

Счетчики

:: Новые статьи ::

· Село Гультяи с деревнями Истецкого войтовства ( 30.11.21)
· Из истории начального народного образования Пустошкинского к ( 29.11.21)
· К 515-летию деревни Соино ( 29.11.21)
· ИСТОРИЯ и личность — «ВРЕМЁН СВЯЗУЮЩАЯ НИТЬ...» ЕЛАГИНЫ — С ( 4.9.21)
· АРХИВ КРАЕВЕДЕНЬЕ Алольщины ( 13.3.21)

Творчество Егерь Л.В. (часть 2)
Опубликовано: Tigl , Включено: 27/5/2011

К 60-летию освобождения Района от фашизма.

Русский солдат.

Началась в 41ом война,
Взрывы бомб оставляли воронки,
Смертоносная мчалась волна,
Почтальоны несли похоронки.

Вынес все стойкий русский народ:
Униженье, разруху и голод,
Ты, солдат, славил русский наш род,
Ты был смел, и силен, и так молод.

Изнывала Европа от ран,
Даже звезды от слез потускнели,
Ты был молод тогда ветеран,
И виски от седин не белели.

Спас Европу от ига и бед,
Изнывая от жажды и боли,
Шел дорогою славных побед,
Быть защитником - нет лучшей доли.

До Берлина тогда прошагал,
И до Эльбы дополз по-пластунски,
Пули снайперов, огненный шквал
Перенес терпеливо по-русски.

Окружен бесновавшийся враг
И ему не уйти от расплаты.
Взят Берлин и повержен Рейхстаг,
Ликовали и пели солдаты!
Апрель 2004 г.

Бой у Турубино.

Нагрянули в Михеево фашисты,
Хотели партизан застать врасплох;
Разведчики сметливы, как чекисты,
И командир у них совсем не плох.

В тот день подъем у партизан был рано,
Военный сбор на утренней заре.
Покинули деревни партизаны,
Чтоб немцам бой дать на большой горе.

Как только немцы двинулись из леса,
На них обрушен был поток огня.
Из автоматов, ружей и обрезов
Стреляли смельчаки, врагов кляня.

А немцам шла подмога из Пустошки,
И из Поддубья вышел к ним отряд,
Скребли у Пастухова в сердце кошки,
Что губит он отчаянных ребят.

Последовал приказ: «Все отходите!
На Каменку держите скрытно путь,
А вы, друзья, фашистов задержите,»-
Вот какова была приказа суть.

Так бились до последнего патрона
Сам Пастухов и смелые бойцы.
Для немцев был тот бой не без урона,
Об этом весть неслась во все концы.

Погибли молодые партизаны,
Их командиру было двадцать лет,
Ушли они из жизни слишком рано,
А повидали много всяких бед.

Гора в Турубино хранит молчанье,
Когда-то бой там длился целый день,
И стойкость партизан нашла признание,-
Там обелиск отбрасывает тень!
Март 2004г.

Партизанка «Птица»

Был март уже, но все вокруг бело
И снегом занесло тропинки и дороги,
Когда-то вдоль по целине вело,
Все путники с трудом переставляли ноги.
Не баловала русская зима
Завоевателей, пришедших издалека,
И каждый путник автомат сжимал,
Шла девушка в ту стужу в платье легком.

По озеру лежал жандармов путь,
Там прорубь впереди, шагать не надо,
И можно хоть чуть-чуть передохнуть,
А девушка, быть может, отдыху не рада.

Там для нее холодная купель,
Жандармы в прорубь окунали партизанку,
И чудилось ей лето, пел ей Лель,
И веселилась молодежь вся спозаранку.

На горке Кряковка, в ней дом и сад,
Деревня с детства ей до мелочи знакома,
И хочется ей повернуть назад,
Но что-то тянет вдоль от дорогого дома.

Вот школа, класс, она ведет урок,
А вот по деревням идет читать листовки,
Пока еще хранит Татьяну рок,
Оберегает партизан сметливых, ловких.

Идет в Поддубье навестить родных
И узнает, как охраняется «Продбаза».
Набег ночной на оккупантов злых-
И в миг один они лишаются запасов.

Ей поручения под силу все,
За быстроту в отряде называли «Птица»,
И расстоянья не страшат совсем,
Заданье выполнив, взять новое стремится.

Село Алоль привиделось ей вдруг,
Как снег на голову, явились партизаны:
Горит завод и мост, светло вокруг,
И приговор читают леснику и пану.

Дорога дальняя, в Пустошку путь,
И шла Татьяна на разведку в этот город,
Проникнуть незаметно как-нибудь,
На время в ней остаться, утолить свой голод.

Но сбыться не пришлось ее мечтам,
Схватили «Птицу» и пытали полицаи,
Смеялась лишь она в лицо врагам,
И партизанские дела все отрицая.

Еще трудней дороженька назад,
Одежда от купанья вся обледенела,
Ей лето видится , вновь дом и сад.
Жандармы гонят Таню, бьют остервенело.

Теперь ей видятся друзья, комбриг,
Пришли в сосновый бор, ей незнакомы лица,
Сознание вернулось в этот миг.
Команда: «Schieben!»

Гибнет партизанка «Птица».
И жизнь ее, короткая как миг,
Как молния, сверкнув, исчезла с небосклона.
Ах, как жесток, коварен этот мир,
Земля-заступница всех примет в свое лоно!

Но помнят Таню верные друзья,
В сосновый бор всегда приходят к обелиску,
На Птичкиной живет моя семья,
Так это имя той, чья жизнь подверглась риску!
Март 2004г.

Портнов Андрей.

Жил до войны Портнов Андрей в Пустошке,
Он был вполне счастливый семьянин,
Дарил любовь жене и сыну-крошке,
Достойный был советский гражданин.

Но лютый враг железною лавиной
Нарушил мир, подмяв границ заслон,
Прошел Европу он походкой львиной
Жизнь мирную сменил на плач и стон.

Андрей, как прежде, стрелочник в Пустошке,
Но под присмотром немцев каждый день,
Привык все видеть в темноте как кошка,
А фрицам в дождь следить за ним не лень.

Настал ноябрь. Промозглая погода,
И темнота, хоть выколи глаза,
Связь с партизанами уже полгода,
Над ним нависла страшная гроза.

Звонок дежурного прервал все мысли,
Андрею нужно встретить поезда,
Из Идрицы два эшелона вышли,
До фронта была сотня верст тогда.

На этот раз Портнов был без присмотра,
В вокзале все сидели, пили чай,
На улице и холодно, и мокро,
О мщении подумал невзначай.

Как задержать два этих эшелона
И выполнять заданье партизан?
Враг отступал вдоль вдоль Ловати, Шелони,
А отступать нельзя, приказ был дан.

Работал мозг отчаянно и четко,
Искал ответ на заданный вопрос.
Решенье есть, но ждет семью решетка,
А самого и пытки и допрос.

Он вышел в темноту и пригляделся.
Все громче становился стук колес,
А в голове назойливо вертелся
Взрыв поездов летящих под откос.

Дойдя до семафора, просигналил:
Замедлить ход и стать на правый путь.
Вагонов силуэты проплывали,
Везя на фронт для русских смерть и жуть.

Весь первый эшелон пропал во мраке,
А в хвостовом вагоне нет огней,
Стук эхом разносился в буераке,
Шум поезда второго все слышней.

За поворотом поезд показался,
Андрей сигналил, что свободен путь,
Вперед он с прежней скорость помчался,
И машинист не смог притормознуть.

Удар! И брызги пламени и пара
Поднялись в воздух, ужас наводя,
Вагоны громоздились от удара,
Рвались снаряды тут же на путях.

И началась в вокзале суматоха,
И паника в Пустошке началась,
Как было фрицам этой ночью плохо!
Что? Армия Советов прорвалась?

Прошло два дня, и стало все, как прежде,
По- прежнему ходили поезда,
Портнова видеть нет уже надежды,
Не быть ему там больше никогда.

Полуживого вывезли к Алоли,
Все вынес: холод, жар и сквозняки,
Его пытали били и кололи
И расстреляли где-то в сосняке.

Кто б ни был ты, приди к его могиле.
И, преклонив колени, так постой.
Погиб геройски, мы остались живы,
Портнов – советский гражданин простой.
Апрель 2004 г.

Мастер лихих налетов.

Карелия. Глубокий снег,
Мороз свирепый, сильный ветер,
И в этом уголке на свете
С уст не слетает, мерзнет смех.

Забросила сама судьба
Арбузова в тот край когда-то,
Там начиналась жизнь солдата:
Атаки, марш броски, стрельба.

Налетов смелых командир,
Он появлялся как-то сразу,
А с ним и лыжники спецназа,
Для них Арбузов был кумир.

Прошел он финскую войну.
Но это не конец скитаний,
Тот век нес много испытаний,
Немецких полчищ гнал волну.

С бригадой юных партизан
Арбузов действовал в Алоли,
Там оказался поневоле:
Обширен был диверсий план.

Громил он немцев по частям,
Не уходил, а ждал в засаде,
Являлся впереди и сзади –
Сюрприз непрошенным гостям.

И, наконец, неравный бой,
Фашистов было восемь сотен,
Из окруженья путь свободен-
Нужна победа в схватке той.

Бойцов на сопках разместив,
Он не давал врагам прохода,
Сама Алольская природа
Давала партизанам сил.

До ночи продолжался бой,
Громили немцев партизаны,
Потом лишь бинтовали раны,
Когда утих снарядов вой.

В последний час, в последний миг-
Немецкий снайпер среди веток,
Прицел его предельно меток-
И замертво упал комбриг.

Какой удар для партизан!
Отбиты были все атаки,
Потерь хлебнули те вояки,
Но отступить приказ был дан.

В глухом урочище лесов
Друзья комбрига схоронили,
Могилу немцы чтоб не вскрыли,
Маскировали средь песков.

Арбузов сделал все что мог.
О, плачь, солдат, ты плачь, природа,
Когда людей такого рода
Привел к погибели злой рок!
Апрель 2004 г.

Парад в тылу врага

Отмечали партизаны
Годовщину Красной Армии,
И лесной чащобы паны
Для парада лес оставили.

Все бойцы второй бригады
Речку выбрали в Чурилове,
Снег расчищен для парада,
Безопасность бог пусть милует.

Слышен звук трубы сигнальной-
То сигнал для построения,
На парад зовет дневальный,
Поднимая настроение.

Вот построены отряды,
Нет оркестра, вот оказия,
Красный стяг вдруг взвился рядом,
Внес парад разнообразие.

На трибуне - командиры,
А трибуна – холм у реченьки,
Не парадны их мундиры,
Хороши для темной ноченьки.

Звук трубы раздался снова-
И потом бойцы торжественно,
Жизнь у партизан сурова,
Шаг чеканили естественно.

А погода – по заказу,
Всплыло солнце восходящее,
От него сверкали сразу
Снег, оружие блестящее.

Митинг. Вдруг радиограмма,
Фронт послал всем поздравление,
А в конце своей программы
Сообщил о награждении.

Литвиненко награждали,
Что в тылу врага хозяйствует,
Подвигов геройских ждали-
Из военной сводки явствует.

Литвиненко внес поправку:
«Орден то награда важная,
Известить бы надо Ставку-
Орден нужен здесь для каждого»

Должен быть парад в Скакове,
Провели парад в Чурилове,
Оптимизма всем какого!
Безопасность Бог всем миловал!

В это утро у Скакова
Немцы прятались под елями,
А парада – никакого,
Ждали аж до посинения!

Обхитрил комбриг фашистов,
Объявленье было ложное,
Гнев врагов был так неистов,
Им провал принять как должное.

Ну, а жители Пустошки
В честь его назвали улицу,
Чтобы помнили немножечко:
Немцам был гроза и умница.
Май 2004 г.

Бой за Кряковские высоты

Стрелковый полк изрядно поредел,
Но закален морозом и боями.
И есть ли испытаниям предел?
Сверхпрочный сплав бойцов, судите сами.

Под стать бойцам и командир полка
Он с первых дней в боях под Ленинградом,
Три ордена имеет он пока,
И бомбою крещен был и снарядом.

Ращупкин трижды ранен, снова в строй
Он возвращался после мадсанбата,
И взвод бойцов отважных вел он в бой,
Чтоб отомстить за смерть отца иль брата.

Помощники отважные бойцы,
Пройти успели сквозь огонь и воду,
Из старой русской сказки молодцы:
Малицкий, Комаров – в боях два года.

В короткий срок усвоил все азы
Военной академии Ращупкин,
От фронтовой московской полосы
С боями вел свой полк какие сутки…

Бойцы дошли до Кряковских высот,
Приказ: сковать там вражеские части,
Весенний голубеет горизонт,
И каждому хотелось видеть счастье.

Гвардейцам предстоял нелегкий бой,
Шестого марта началась атака.
Свист пуль с рассвета и снарядов вой,
Вперед не сделали бойцы ни шага.

Назавтра рано в предрассветной мгле
Высоты по-пластунски покоряли,
Ползли по снегу, а не по земле,
В глубоком рыхлом снеге утопали.

Когда гвардейцы доползли до изб,
«Ура! Вперед!»- в деревне прозвучало,
Такая смелость и такой был риск,
Атаки новой было то начало.

Спросонья немцы не могли дать бой,
От высоты поспешно отступили,
Придя в себя, вернулись снова в строй
Из минометов и орудий били.

Рощупкин был решителен и скор,
Полк занял круговую оборону.
А немцы прут. Откуда столько свор?
Иль у фашистов не было урона?

Был страшен, бесконечен артобстрел,
Бой длился от рассвета и до ночи,
Тем «крышка» кто укрыться не сумел,
Напор врага уж сдерживать нет мочи.

В порядок боевой того полка
Врывается внезапно самоходка,
В преодолении круч она ловка,
Отбив ее – матросовцам находка.

А следом танки медленно ползли,
Фашистов – автоматчиков скрывали,
Гвардейцы все и вся превозмогли,
Отбив атаки высоту держали.

Малицкий ловко танки подбивал,
Максимов как косой, разил фашистов,
Затих и шквал огня и брони вал,
И высыпали звезды в небе чистом.

А за высоты бился полк пять дней,
И дыбилась земля от мин, снарядов,
А Кряково?- Да нет и дома в ней,
И местность не узнать что с нею рядом.

Трагическим для всех был пятый день,
Патронов нет, гранат осталось мало,
И смерти – хищницы мелькала тень,
А над полком простерла покрывало.
В последний день – пять яростных атак,
Противник атакует с новой силой,
И не урвал не пяди враг «за так»,
Убитых сотнями платил постылый.

В бою последнем смертью храбрых пал
Ращупкин сам, он бил из пулемета,
На высоту подняться не давал,
Фашистов уложил, не зная счета.

На Кряковских высотах побывал,
Всю местность оглядел до горизонта,
Еременко, командующий фронтом,
Колени преклонив, он горевал:

-Гвардейский полк высоты брал 6 раз,
Нанес врагу урон непоправимый,
Скажу я вам, гвардейцы, без прекрас,
Матросова вы подвиг покорили!

И как напоминание тех лет
Есть памятник на кряковских высотах,
Потомки, открывать вам тот секрет
Их стойкости в дивизиях и ротах.

А в городе есть улица одна
И носит она имя командира,
Испил он чашу горести до дна,
Чтоб жили мы счастливо, жили в мире.
Январь 2005г.

Гора Заозерная

Небылицы дошли или были,
Но в живых тех свидетелей нет,
На горе Божий храм возводили,
И прошло с той поры пятьсот лет.

Храм стоял на горе Золотцовой,
Далеко было видно вокруг,
Но расслышав шаги жизни новой,
Под землею исчез как-то вдруг.

С той поры гора стала Святою,
Хвойно-Озеро тайну хранит,
Как там храм глубоко под землею?
А с горы был прекраснейший вид!

Не минула война это место,
Не прошла где-нибудь стороной,
А война несет гибель, известно,
Потому что с врагом нужен бой.

Отступали на запад фашисты,
Приглянулась Святая гора,
Воды Хвойно прозрачны и чисты,
Для грибов и для ягод пора.

Так они на горе окопались,
Понастроили там блиндажи,
гУдержать высоту собирались,
Непреступные те рубежи.

Целый год высоту удержали,
Сея смерть на советских солдат,
Минометы огнем устрашали,
Градом пуль и разрывом гранат.

Страшно думать, их сколько погибло,
Молодых, смелых, славных ребят,
С высоты немцам все было видно
И косили огнем всех подряд.

Через год появился Шатилов,
Вел дивизию метких стрелков,
Все укрытия изрешетил он,
А исход – всем известно каков.

От рассвета шел бой до заката,
И свинцовый гулял ураган,
Там в кольцо были немцы зажаты,
Погибали от пуль и от ран.

Беспрерывно свистели снаряды,
И строчил там и сям пулемет,
И гранаты рвались где-то рядом,
Но стрелки продвигались вперед.

Искарежена вся и изрыта
После боя Святая гора,
Кровью алою густо полита,
Над горой звучал павшим хорал.

Но зовется гора Заозерной
После этой тяжелой войны,
Возвышаясь за озером Хвойно,
О былом ее думы полны.

У подножия памятник – камень,
Уважение павшим бойцам.
Свои жизни, сердец своих пламень
Потеряли, ушли к праотцам.
Январь 2005г.

Умелый сапер

Жил в деревне Дворищи мальчишка,
Звали его просто Николай,
В школу он спешил, подмышкой книжки,
Дома ждали всякие дела.

Помогал родителям по дому,
Летом травы росные косил,
Все дела хозяйские малому
Придавали еще больше сил.

Очень быстро детство пролетело,
Юноше уже семнадцать лет
Свора наглых немцев огалтелых
Все его мечты свела на нет.

Не смирился он с порядком новым,
Коля к партизанам в лес ушел,
Привыкал к условиям суровым
Далеко от деревень и сел.

Жизнь полна опасностей бывала,
Днем и ночью были на чеку.
Никогда судьба не баловала
Сколько тягот было на веку!

Делали налет на гарнизоны,
Марш – бросок по много верст за ночь,
И с добычею в лесное лоно
Так же быстро уходили прочь.

Николай был смелым партизаном
Мины ставил, подрывал мосты,
По звериным тропам утром рано
Миновал патрульные посты.

Летом каждый куст служил защитой,
Можно в нем укрыться, наблюдать,
Никаких следов, все шито-крыто,
Можно незаметно отступать.

Летом помогала им природа,
Прятала, хранила, берегла,
А зимой холодная погода,
Где укрыться и глотнуть тепла?

В марте с немцами был бой однажды,
Враг на запад спешно уходил,
И бывалый партизан отважный
Ранен был, лишился чувств и сил.

Самолет доставил Николая
В госпиталь от фронта далеко,
Боевых друзей там вспоминая,
Поправлялся быстро и легко.

После медсанбата – полк стрелковый,
Николай попал в саперный взвод,
Привыкал он к обстановке новой,
Строил переправу, мост иль плот.

Реки впереди: Сарьянка, Дрисса,
Неприятель не жалел свинца,
Было для саперов много риска
Сделать переправу до конца.

Возводил взвод быстро и умело
И построил переправу в срок,
Полк стрелковый устремился смело
На врага, фашисты – наутек.

Были и другие переправы,
Строились, как эти: под огнем,
И всегда был Николай по праву,
Знающим и сведущем во всем.

Под обстрелом обезвредил мины,
Для пехоты сделал он проход,
И стрелковый полк неумолимо
Шел по Белоруссии вперед.

А потом Прибалтика и Польша,
Всюду тяжелейшие бои,
Мин, фугасов на пути все больше,
Каждая находка смерть таит.

Город Фюрстенберг и речка Ховаль…
Как озлоблен и опасен враг!
Мин, снарядов, пуль у немца вдоволь,
Все ж он пятится назад, как рак.

Мост горит, на всех подходах мины,
Из укрытий сильный артобстрел,
Взвод саперов, только духом сильный,
Приступил к решенью срочных дел.

Под обстрелом все убрали мины
Разобрали весь горящий мост,
Вымазавшись сажей, илом, тиной
Выпрямились, встали во весь рост.

Вот она готова переправа,
Полк стрелковый дальше уходил,
Нынче берег левый, завтра правый
Строй, сапер, хоть из последних сил!

Боевых друзей терял немало,
До победы Николай дожил,
С каждой миной рисковал, бывало,
Но ошибки он не совершил.

То что не ошибся он ни разу,
Этому боец, конечно, рад,
Он сапер умелый, видно сразу,
И имеет множество наград.

Праздновал победу в сорок пятом,
Дослужив до чина старшины,
Возвратился в милые пенаты
Мирного труда и тишины.

Николай Артеменков, земляк наш,
Жил в деревне и в Пустошке жил,
Но любовь к земле, к работе с пашней
До последних дней он сохранил.
Февраль 2005г.

Защитник Сталинграда
Наш земляк.

Деревенька Пригарино где-то
Затерялась средь темных лесов,
Шалоховского он сельсовета,
Наш известный герой Боровков.

После школы трудился в деревне,
Красной Армии позже служил,

Но никто еще песен напевней,
Чем в деревне его не сложил.

Отдыхал после службы недолго,
Началась против немцев война,
Боровков оказался на Волге,
Где крутая речная волна.

Он в саперном теперь батальоне,
Назначенье ему – Сталинград,
В Волгу Павел забросил бы тони,
Порыбачить в реке был бы рад.

Быть рыбалке лишь в мирное время,
И, сапер, ты о ней не мечтай,
Только сбросив фашистское бремя,
Удить рыбу сюда приезжай.

Сталинград. В нем пылают пожары,
Клубы дыма и копоть и смрад,
Сжал кольцо немец крепко пожалуй,
Превратив Сталинград в сущий ад.

А как Волге – реке доставалось,
Ее немец нещадно бомбил,
Нет паромов, с причалом что сталось,
Дно наверное, избороздил.

Много дел было тут для саперов,
При бомбежке и ночью, и днем,
Показали они русский норов:
«Разбомбили, а мы возведем!»

Постоянно везли из-за Волги
Хлеб, продукты, снаряды, солдат,
А пути так опасны и долги!
Цел паром – и сапер тому рад.

Если Волгу прикроют туманы,
Отплывают паромы назад,
В медсанбаты залечивать раны
Отправляют саперы солдат.

Если нет – дымовые завесы
Появляются вдруг над водой,
Скрыт паром этой плотной завесью
От бомбежек дневною порой.

В час любой все паромы готовы,
И саперы за этим следят,
Если надо они строят новый,
Даже ночью саперы не спят.

Как кошмар Боровков вспоминает
Август и двадцать третье число,
Немец бомбами все засыпает:
Переправы, заводы – на слом.

В небе тысячи две самолетов,
Допоздна падал бомбовый дождь,
Но напрасны их были расчеты,
Не учел стойкость русских их вождь.

И настал день последний фашистам,
Окружен враг, повержен, пленен,
А саперы дорогой тернистой
Шли на запад, на Днепр и на Дон.

А потом были Висла и Одер,
Строить мост приходилось зимой,
Под обстрелом шагнул Павел в воду
И саперов увлек за собой.

В срок кратчайший мост быстро построен,
Батальон через Одер спешил,
Боровков похвалы был достоин,
Он Героя Звезду получил.

Возвратился домой – пепелище,
Негде жить и родителей нет,
Боль в душе и такая скучища,
Утешенья искать ехал «в свет».

Приглянулись чужие просторы,
Боровкова ли в этом вина?
Блеск воды, шум зеленого бора,
Ему душу «врачует» Двина.

Но ночами Пригарино сниться,
Дом, амбар, сад большой, огород.
Раскулачили. Как вновь зажиться?
Вот какой в жизни был поворот.

Но война залечила те раны,
Боровков был отважен и смел,
Жаль, родители умерли рано,
Голод, холод в могилу их свел.

Ах, как тянет родная сторонка!
Пока жил приезжал в отчий край,
С краем связь некой ниточкой тонкой
У души, отлетающей в рай.
Февраль2005г.

Эпизод из жизни Н. Масолова

Земляк Масолов Николай
Служил два года на Балтфлоте,
А службе той пять лет отдай
На корабле, подлодке, боте.

Внезапно грянула война,
Повергла всю Европу в горе,
И смертоносная волна
Неслась от Северного моря.

Под властью немцев вся Литва,
Идут бои за город Таллинн,
Балтфлот спасает тех едва,

Кто в обороне той не пали.

Оставить Таллинн всем судам,
Курс на Кронштадт, до Ленинграда!
Опасен путь, что ждет их там:
Бомбежки, мины, кононада.

На двести разных кораблей
Грузилась в грохоте пехота.
Как минных избежать полей?
Средь моря гибнуть нет охоты.

В порту взрывали все склады,
Взлетали пирсы и причалы,
Густой и едкий черный дым
Сокрыл все Таллинна печали.

Рейд покидали катера
И быстроходные эсминцы,
В строю места занять пора,
Должно движенье прекратиться

Шли вереницей корабли….
То артобстрелы, то бомбежки,
Не все суда доплыть могли
По этой каверзной дорожке.

То пробивала мина дно
Иль разносило борт снарядом,
Обломки люди заодно
В воде оказывались рядом.

И в веренице кораблей
Плыл тот, где был наш путешественник,
Стояли ночью без огней,
С рассветом путь свой продолжали.

В какой-то миг раздался взрыв,
Корабль на мину напоролся.
«Спасайтесь !»- слышался призыв,
И кто как мог за жизнь боролся.

Кто на доске, кто на плоту,
Кто на бревне, а кто-то в шлюпке,
С себя снимая на ходу
Фуражки, обувь, майки, юбки.

Упрямо плавали вокруг
Бутылки, шляпки, чемоданы,
Хотелось людям, чтоб вокруг
Спасли всех, умирать им рано.

Спасенья, помощи все нет,
От холода не гнуться пальцы,
В глазах потух надежды свет
И на плаву не удержаться.

От холода впадали в сон,
Витал над ними дух дремоты,
С волной качались в унисон,
Ногами двигать нет охоты.

Так засыпал один, другой,
Во сне ослабевали руки
И исчезали под водой…
На этом их кончались муки.

Такие были моряки,
Что плавали, держались за мины,
Спасать таких не пустяки:
Попробуй оторвать от «милых».

Кто молча смерти ждал своей,
Кто посильней, кричал: «Спасите!»
А шепот волн в тиши ночей
Внушал всем: « Ждите! Потерпите!»

Масолов плавал шесть часов,
Уж не надеясь на спасенье,
Сквозь дрему слышал чей-то зов,
Вновь в жизни помогло везенье.

Увидел шхуну и канат,
Подумал: «Не во сне ли это?»
Был выловлен, на шхуну взят,
На палубе положен где-то.
Стянул прилипшие штаны
И снял такую же тельняшку,
И новые взамен даны,
И водки в воинской баклажке.

Машинным веяло теплом,
Но как теперь туда добраться?
Полз в отделение с трудом,
От холода б не сотрясаться.

Дополз. Лег на пол у огня,
Попил из фляги Русской водки.
Озноб стихал. Проспал два дня,
Остались боли в носоглотке.

Масолов дальше на восток
На шхуне плыл до Ленинграда,
Там пережить блокаду смог,
Имеет разные награды.

По суше, позже по воде
«Доплыл» с боями до Берлина,
И где б ни воевал, везде
Высокого достоин чина.

….Ушел Масолов в мир иной,
Чтоб пустошане о нем знали,
Здесь на земле его родной
В его честь улицу назвали.
Февраль2005г.

Комбриг Литвиненко
(Парад в тылу врага)

Отмечали партизаны
Годовщину Красной Армии,
И лесной чащобы паны
Для парада лес оставили.

Все бойцы второй бригады
Речку выбрали в Чурилове,
Снег расчищен для парада,
Безопасность Бог пусть милует.

Слышен звук трубы сигнальной ¬–
То сигнал для построенья,
На парад зовёт дневальный,
Поднимая настроенье.

Вот построены отряды,
Нет оркестра, вот оказия,
Красный стяг вдруг взвился рядом,
Внёс парад разнообразие,

На трибуне - командиры
А трибуна – холм у реньки,
Не парадны их мундиры.
Хороши для тёмной ноченьки.

Звук трубы раздался снова –
И пошли бойцы торжественно.
Жизнь и партизан сурова,
Шаг чеканили естественно.

А погода – по заказу,
Всплыло солнце восходящее,
От него сверкали сразу
Снег, оружие блестящее.

Митинг. Вдруг радиограмма,
Фронт прислал всем поздравление,
А в конце своей программы
Сообщил о награждении

Литвинко награждали,
«Орден – то награда важная,
Известить бы надо ставку –
Орден нужен здесь для каждого»

Должен быть парад в Скокове,
Провели парад вЧурилове.
Оптимизма всем какого!
Безопасность Бог всем миловал!

В это утро у Скокова
Немцы прятались под елями,
А парада – никакого,
Ждали аж до посинения!

Обхитрил комбриг фашистов,
Обьявленье было ложное,
Гнев врагов был так неистов, –
Им провал принять как должное

Ну, а жители Пустошки
В честь его назвали улицу.
Чтобы помнили немножко:
Был такой хитрец и умница.

Путь на Берлин

Выгнав немцев с горы Заозерной,
Шёл Шатилов в Криуху, в Алоль,
Нет к победе дороженьки торной,
Велика здесь полковника роль.

Вёл Шатилов дивизию дальше,
Устремилась на запад она,
Наступленье в стремительном марше,
Ей как будто сверхскорость дана.

И откуда брались только силы?
У дивизии путь был один:
Если немца огнём поразила,
Значит дальше идет на Берлин.

Земляки наши Маркварт, Журихин
Со стрелковой, дивизией шли,
И познали военное лихо,
Ещё счёты с врагом не сочли.

Со стрелковой дивизией Маркварт
И журихин прошли много вёрст,
Всех весенним теплом наградил март,
Но поход на берлин был не прост.

После жарких боёв медсанбаты
Отправлялись частенько бойцы,
Вот уже немцы в Берлине зажаты,
Отдавать им придётся концы.

Наш Журихин дошёл до Берлина
И сбивал с немцев алчную спесь,
Что о русских слагали былины,
Всем свободу несли, а не месть.

А Шатилов командовал чётко,
Из окна били точно в окно,
И стреляли прямою наводкой –
Тут спасенья врагу не дано.

Пять-шесть выстрелов – дом развалился,
И такая пальба на всю ночь,
Где-то фаустник хитрый таился,
Неустанно стрелял на всю мочь.

Знали части СС, что расплата
Наступает за всё их дела,
Серебро не поможет и злато –
Тут и там их валялись тела.

И вошло в город несколько армий,
Бой последний продлился всю ночь,
А наутро был день лучезарный,
С днём начала войны схож точь в точь.

Там, где Эльба царит буйство красок,
Пенье птиц, шелест листьев и трав,
Повстречались, братались без касок
В это утро бойцы многих стран.

Вытирали вспотевшие лица.
Улыбались друг другу бойцы.
Наконец пала фрицев столица,
Извещали повсюду гонцы.

А в Берлине шальные салюты.
На колонне Победы – наш флаг,
Уничтожен фашистский зверь лютый,
Над Рейхстагом взвился красный стяг.

Пал Берлин. Всюду пыль и руины,
В парках мины, снаряды лежат,
А бойцы, как в порыве едином,
Все к Рейхстагу стихийно спешат.

Генералов, бойцов, офицеров
Путь–дорога к Рейхстагу свела,
До Берлина дошли. Живы, целы!
Там их подписи: «Наша взяла!»

Киносъёмки и фото на память,
И Журихин Иван тоже тут,
Не забыл свою подпись поставить,
Приписал выше: «Фрицам Kaputt!»

…Отзвучали победные марши,
В край родной возвращаться пора,
И бойцы, победители наши,
На все руки теперь мастера.

Возвратился Журихин в деревню
И, как в детстве, в Сергейцеве он,
Земледелец, как род его древний,
Ароматом лугов напоён.

Был электриком, в школе работал,
В снах кошмарных он снова шёл в бй,
Пол-Европы пешком он протопал,
Жаль, уж нет его в жизни земной.
Апрель 2005г.

Ерзовка

Часть 1
Времена язычества были на Руси,
Про обряды тех времен некого спросить,
Сказывают, в Дворищах, на горе Ерзовка
Божеству Яриле пели песни звонко.

Представляли все его молодым, красивым,
Ржи хороший урожай у него просили,
Мчал на белом он коне, в красочных одеждах,
На него бога Весны, были все надежды.

Красил голову венок из цветов душистых,
Ступит где ногой босой – рож заколоситься
Почитали стар и млад, Божество Ярилу,
Молодым дарил любовь, старым- бодрость силу.

На покой ушел Сварог, дети правят миром:
И Ярило, и Перун, был Даждь-бог кумиром.
Боги зла и доброты враждовали вечно,
И Морану в льды сослав, зажили беспечно.

Тех богов прошли века, боги те пропали,
На Ерзовке песнь звучит Ивану Купале,
Здесь божественный огонь треньем зажигали,
Прыгая через костер, немочь выгоняли.

А пройти через огонь полагалось дважды,
Не обжечь ни рук, ни ног, не зажечь одежды,
Кто влюблен – прыжки вдвоем, руки сжаты крепко,
Испытание любви было так не редко

Коль ожоги от огня, коль разжали руки,
Вместе быть им не судьба, ждет их боль разлуки
Предсказанья не учтут, свадьбу справят лихо,
Жизнь пойдет на перекос, разойдутся тихо.

Подпоясавшись цветным, травным перевязом,
Пели песни у огня под тенистым вязом,
Пляски, песни у костра ночью продолжались,
Утром шли к большой воде и в реке купались.

В канун праздника в лугах собирали травы,
Чтобы хвори излечить, колдовские чары,
Приносили в дом цветы, на стену – богатки,
А крапиву – в хлев и в дом, в Кладовой–на кадки.

Как веками повелось: освящали воды-
Так не только на Руси, у других народов,
Окропляли той водой внутри, снаружи,
Чтобы нечисть отгонял и в жару, и в стужу.

Коль свирепы на селе колдовские силы,
Архиминову траву при себе носили.
Заболевших лошадей подолгу купали,
Исцеленье всем давал Святой день Купалы.

Часть 2
Но настали для страны лихолетья годы,
Топчут гору, мнут траву пришлые народы.
Для Ерзовки каждый день новые видения:
Враг построил блиндажи, пункт для наблюдений

Топот кованых сапог, звук гортанной речи,
Что Ерзовка может ждать от такой вот встречи

Далее еще страшней: частые обстрелы,
Но теперь солдаты шлют не из лука стрелы.

Вой снарядов, взрывы мин, грохот, крики, стоны.
Враг устроил на горе крепкие заслоны.
Сколько яростных атак предприняли наши,
Маловато получил враг свинцовой каши.

Не сдается высота, падают солдаты,
Трупами усеян склон, души мчат куда-то,
Косит немец, как косой, ратников России,
У Перуна б для побед помощи просили!

Перекроена гора, кровь течет рекою,
А снаряды все летят и гудят и воют,
Выбит немец, а гора постарела сразу,
На Ерзовке сущий ад, неприятно глазу.

…Словно птицы пронеслись, пролетели годы,
Залечила раны все матушка природа.
Не взметнуться вверх горе, одолели раны,
От снарядов, мин и бомб след остался рваный.

Заросли травой давно блиндажи, окопы,
Смертью храбрых пали там пехотинцев рота,
На горе теперь растут стройные березы,
С них струятся по утрам на могилы слезы.

Стала старою гора, за нее обидно,
Понагнулась над землей еле ее видно.
Вспоминает иногда годы молодые:
Песни, танцы и костры в праздники былые.

К 1100-летию Пскова
Осада Пскова Баторием

История Руси Карамзина
Дает нам яркие картины,
Для русских трудные годины:
Осада Пскова, вот она.
Разузнав, что Баторий
Едет прямо на Псков,
Ясно каждому стало:
У врага план каков.

Отслужили молебны
Во соборах ,в церквях,
Чтобы сбился с дороги
Кровожадный сей лях.

Духовенство с крестами
Обошли град вокруг,
Чтобы враг под стенами
Претерпел много мук.

Чудотворны иконы
Горожане несли,
Чтобы от ляхов проклятых
Их святые спасли.

А защитников жёны
Шли с детьми на руках,
Бога в мольбах просили
Ляхов всех гнать во прах.
Мощи Всеволода-Князя
Вдоль всех стен пронесли,
Чтоб атаки сдержали,
Горожан сберегли.

Чтобы древний град Ольгин,
Как твердыня стоял,
А пришелец незванный
Вдоль всех стен костьми пал.

* * *
Главным был воевода
Шуйский-Скопин тогда,
А для древнего града -
Лихолетья года.

Возглавлял оборону
Храбрый Шуйский Иван,
А Андрей Хворостинин
Был в помощники дан.

Все расставлены пушки
И стрельцы на местах,
Но ни воин, ни житель
Не испытывал страх.

Клятву верности дали
Град родной защищать,
Коль в град ворог ворвется-
В битве всем погибать.

* * *
Вот принёс южный ветер
Клубы пыли густой,
То шагал по дороге
Полк совсем непростой:

Немцы ,венгры ,шотландцы-
Все Батория рать,
Против русичей дружно
Все пришли воевать.

Конных, пеших -сто тысяч,
Молодых ,полных сил.
Вдоль Великой Баторий
Войско все разместил.

* * *
Взору всех чужеземцев
Древний город предстал.
В ясный день куполами
Золотыми блистал.

И большой ,и красивый,
Словно город Париж,
Церкви ,храмы, соборы,
Разных множество крыш.

У реки многоводной
Он стоял на холме,
Город очень богатый,
Если верить молве.

Белокаменны стены
Шли в три ряда вокруг,
Этот город, пожалуй,
Не возьмешь так-то вдруг.

Жерла пушек зияли
В узких щелях бойниц,
Не пройдет в этом граде
Их сражение - блиц.

* * *
Размышлял так Баторий,
Чтобы всех устрашить,
Смотр всей армии оной
Он решил учинить.

Шли полки иноземцев
И не час, и не два.
Как гремели литавры!
Кругом шла голова.

Лошадиное ржанье,
Скрип тяжелых колес,
Разноцветье мундиров
И знамен, что враг нес.

Все со стен наблюдали,
Их, дивясь пестротой:
Ратник юный, безусый
И защитник седой.

Ян Замойский, Баторий
Наблюдали с холма
И остались довольны,
Что бойцов у них тьма.

Ночевать порешили
У Черехи в шатрах,
От летающих ядер
Безопасней в холмах.

* * *
Враг готовился к штурму
И работал пять дней,
Рыл подкопы , траншеи
На виду псковечей.

Также строил бойницы,
Ставил пушки вдоль стен,
Осажденные слали
Пули, ядра взамен.

Все для штурма готово,
В день седьмой сентября
Двадцать пушек тяжелых
Подкатили не зря.

Начинался с рассвета
Этот страшный обстрел,
В жажде близкой наживы
Враг совсем одурел.

Двое суток стреляли,
Там и сям в стенах брешь,
Псковичи повторяли:
«Лютый враг, не пройдешь!»

* * *
Деревянную стену
За Покровской стеной
Второпях возводили
Возле башни Свиной.

Торопились, спешили,
Не успев завершить,
Стали дружно в проломе,
Чтоб врага поразить.

Венгры, немцы, поляки
Устремились в пролом,
Небывалая сеча
Началась там потом.

Похвалялись бояре
На обеде в шатре,
Что возьмут древний город
На вечерней заре.
В Псковском замке на ужин
Соберется вся знать,
Все разграбят богатства,
Всех в полон будут брать.

Над Покровскою башней
Вьется вражеский стяг,
Вражьи пули оттуда
То и дело свистят.

Из Свиной башни немец
Сыплют тоже свинец.
Груды тел у проломов.
Неужели конец?

Бились насмерть в проломах
Горожане, стрельцы,
Но ряды их редели,
Гибли все удальцы…..

* * *
Все священники града
Перешли в Псковский храм,
Бога слезно просили
Перекрыть путь врагам.

Сниспослать россиянам
Стойкость духа в борьбе.
И Всевышний услышал,
Внял всеобщей мольбе…

Весь израненный Шуйский
На подбитом коне
На подмогу примчался
К этой бреши в стене

Он сдержал отступавших,
Смело ринулся в бой,
Своим личным примером
Всех увлек за собой….

Из Соборного храма
Иереи пришли
Богоматери образ
В гущу битвы несли.

Мощи Всеволода - князя
Тоже взяли с собой.
Умереть в этой сече
Или выдержать бой?

* * *
В Свинской башне тревога,
А потом слышен взрыв,
И немецкие трупы
Весь заполнили ров.

Из другой части града
Поспешили стрельцы,
Иноземцев теснили,
Гнали вон удальцы.

«Защитим Богоматерь!
Мощи князя спасем!»-
Сей призыв раздавался
С ураганным огнем.

….Свежим войском усилил
Своих ляхов Стефан,
Битва вновь закипела,
И текла кровь из ран.

Гнали венгров с Покровской
И огнем, и мечем,
Свежим силам стрелецким
Было все нипочем….

Вот и солнце к закату,
Все длинней башен тень.
Эта битва кипела
До зари, целый день.

Жены воду таскали,
Чтоб стрельцов напоить
И кровавые раны
На телах их обмыть.

Даже с копьями были,
Чтоб мужьям помогать
И из града родного
Чужаков изгонять.

* * *

Переломный в осаде
День восьмой сентября,
Все молитвы, молебны
Были в храме не зря.

Враг не выдержал натиск
И покинул сей град,
Ликовал каждый воин,
Каждый житель был рад.

Подобрали знамена,
Трубы ,пушки врага.
Для потомков сегодня-
Память битв дорога.

Взяли пленников много
И ночною порой
Все защитники Пскова
Возвратились домой.

Отслужили молебен
Воздав богу хвалу.
Утром вновь за работу-
Вдоль стены, на валу.

Ров глубокий копали,
Возвели частокол,
Чтоб в опаснейшем месте
В город враг не прошел

Штурм врагу не удался,
Опечален Стефан.
Он созвал свою думу-
И приказ новый дан:

«Умереть всем под Псковом
Или город сей взять,
Снова делать подкопы,
Днем и ночью стрелять!»

Воеводам российским
Он бумагу писал,
Со стрелою из лука
Он её переслал.

Предлагал всем сдаваться:
Всем окажет он честь,
Даст свободу в торговле,
В этом выгода есть.

Псковичи со стрелою
Отослали ответ,
Что Отечество любят
И предателей нет..

Не послушались лести,
Не боялись угроз,
Как один отказались,
От всех радужных грез.

Где зияли проломы,
Возводили стену.
Псковичи не желали
Быть у ляхов в плену.

Не боялись осады
И не падали ниц,
Днем и ночью работа
Под огнем из бойниц

Враг обстреливал город
Пять недель или шесть,
Но защитники сыты
И оружие есть.

Королю вновь досада,
Что сквозь цепи врагов
Мясоедов пробился
И вошел в город Псков.

С ним пятьсот самых лучших
И отборных стрельцов.
В радость всем осажденным
Был отряд храбрецов.

* * *
Днем и ночью работа,
С чужеземцем борьба,
От Великой по Пскову
Из всех пушек пальба.

Прикрывались щитами
От Великой реки
Шли с ломами, с кирками
Шли к стене гайдуки.

Из ручниц,самопалов
Слали им град камней,
Их кололи в проломах.
И так несколько дней.

Чтобы стену разрушить,
Лом , кирка- все в ходу:
В стену ловко врубились-
И подкопы идут.

Гайдуков с этих нишей
Доставали шестом,
На весу их держали,
В них стреляли потом.

Сколько разных подкопов,
Сколько дерзких атак!
Но защитники Пскова
Был народ не простак.

* * *
Вот на штурм от Великой
Осаждавших шел строй,
Трубачи ,знаменосцы
Рады ринуться в бой.

И как только ступили
Все вояки на лед,
Ядра пушек из града
Устремились в полет

Иноверцы смешались,
Враг такого не ждал,
Он напуган обстрелом
И позорно бежал.

А на льду оставались
Сотни вражеских тел
Огорчен был Баторий,
Он победы хотел.

И велел всем Баторий
Псков вокруг обложить,
Горожан непокорных
Гладом всех уморить.

* * *
В Пскове жизнь не из легких:
И болезни, и мор,
Девять сотен погибли,
А живые - в дозор.

Мало было железа –
Ядра к пушкам ковать
И железные крыши
Приходилось снимать.

У стрельцов в рационе
Только хлеб и вода,
Беднякам еще хуже:
Хлеба нет никогда.

Стар и млад умирали,
Остальные - в бою,
Воля, жажда победы
Всем им силы дают.

* * *
Но зима приближалась,
Начались холода.
По ночам на Великой
Замерзала вода.

Ляхи скудно питались,
Корма нет для коней,
Осаждавшим зимою
Русский холод страшней.

В стане вражеском голод
И падеж лошадей
В крае русском природа
Против пришлых людей.

Страшный холод в землянках,
Не согреться в домах,
Каково быть в траншеях
Иль стоять на часах?

Партизаны громили
Все заставы врага,
Паны еле спасались-
Жизнь была дорога.

Псковичам не сиделось
У запертых ворот,
Выходили разведать
Как и чем враг живет.

Этих вылазок было,
Может быть, сорок шесть,
Днем и ночью сбивали
Агрессивную спесь.

* * *
Лютый холод в России
И боязнь партизан
Всех врагов изнурили
И приказ новый дан:

«В феврале снять осаду,
Всем вернуться домой».
Псковичи очень рады
Снять опоры долой.

Взаперти отсидели
Эдак месяцев шесть,
Не лишились свободы,
Не поругана честь.

Отворили ворота:
Полной грудью вздохнуть,
Возвеличить героев,
Проводить павших в путь.

Всем врагам доказали:
Кто на Русь к нам с мечем -
От меча и погибнет,
Да стоит Русь на том!
Ноябрь 2002 г.

Невеста для Игоря

На севере где-то, в лесной стороне
Великая мчит свои воды,
Олег-князь на резвом и быстром коне
Не мог отыскать в реке брода.

Он к Выбутской веси направил коня,
Близ Пскова была таковая,
И лошадь, серебряной сбруей звеня,
Неслась, клубы пыли вздымая.

Подъехали всадники, как на подбор,
Они из дружины Олега,
Все в шлемах, - таков головной был убор.
Их кони устали от бега.

У каждого щит был на левом плече,
Кольчуги тела прикрывали,
А в ножнах лежали большие мечи,
Что в битвах всегда выручали.

Вся в сборе дружина, а вот перевоз,
Как раз было время обеда.
Гребцы бегут к лодкам, стоящим у лоз,
Начальник спешил тут же следом.

Подросток – девчонка шла рядом с отцом,
Красивая девочка Ольга,
С начальником очень похожа лицом,
Лишь ростом мала еще только.

А кони спускались к Великой реке,
Подковой стуча по настилу,
Откуда – то песня лилась вдалеке,
И пел ее кто-то для милой.
Подъехал Олег, шлем надет до бровей,
В густой бороде играл ветер.
А Ольга стояла, считая коней,
И взгляд был задумчив и светел.

«Твоя дочь?»- спросил,- «хороша ,спору нет,
Сгодиться для Игоря в жены»
-Ей рано, - промолвил начальник в ответ.
-Приедем,- сказал убежденно.

Когда воцарялась зима в сих краях,
Начальник жил дома во Пскове,
Участвовал редко в кулачных боях,
А дочь щеголяла в обнове.

Вот выросла Ольга, ей замуж пора,
И в Киев о том сообщили.
Стояла несносная летом жара….
Во Псков уже сваты спешили.

Подарки везли и отцу, и родне,
Для Ольги уборы, наряды,
Красивее стала она и ладней
И очень замужеству рада.

Шагала с достоинством ,поступь тверда,
Походкою шла горделивой,
А Псков покидала она навсегда.
Все ей говорили: «Счастливо!»

Как долог опасен до Киева путь!
Был путь по реке и по суше.
Не мог старый Гуда ночами вздремнуть,
На страже был, шорохи слушал.

На лодке плыла – с нею рядом родня,
Все тетке, дядья и их дети.
По суше – то с Гурдой седлала коня,
Чтоб с ним миновать вражьи сети.

На суше дружина всегда начеку,
Враги – печенеги, хазары
Ударят из леса на полном скаку,
Тогда жди от Игоря кары.

Вот Киев. Приехали. Тут из хором
Выходит князь Игорь, к невесте,
И челядь княгине бьет низко челом.
И жить ей здесь с Игорем вместе….
Ноябрь 2002 г.

Святогорская ярмарка.

Стремглав промчался солнца луч,
Пробив оконце в толще туч,
И отступила ночи мгла-
С светилом спорить не могла.

Сон отогнал зубчатый лес,
Слал жаворонок песнь с небес.
Вмиг ожил весь гостиный двор,
С дверей и окон снят запор.

Взметнулся ярмарочный флаг,
Он, как волшебник или маг,
К торговле всех купцов призвал
И расторопных зазывал,

Мальчишки верткие везде
Шныряли в этой суете.
Народу тьма, что не пройдешь,
У каруселей – молодежь.

Слепые, нищенский народ
Стояли у Святых ворот,
А на земле - картуз у ног,
Бросали деньги те, кто мог.

Видны цыганские шатры ,
Под липой сели гусляры,
Бренчали струны поутру,
Платили деньги за игру.

Все громче гомон был людской,
Народ шел сельский, городской,
Купцы всех званий из окрест
И даже очень дальних мест.

Опочка, Ревель, Рига, Псков,
Повар у каждого таков:
С возов торгуют полотном,
Горчицей, салом, толокном.

Здесь рыба, патока и мед,
Никто зря мимо не пройдет.
Колеса, вожжи, хомуты-
Все то, что нужно для езды.

Соль, огурцы, кадушки там,
Все громче скрип колес и гам,
Плетёнки лука, хрен, чеснок,
Ведь каждый вез все то, что мог.

В той лавке – шелк и кисея
И взгляд, и душу веселят,
Батист, сукно, фланель, бостон,
Парча и ситец, и шифон.

А в этой – ложки и ножи,
Тарелки очень хороши,
Горшки, жбаны и чугуны
В крестьянской жизни так нужны.

Кишел людьми гостиный двор,
Шумел, галдел до тех он пор,
Пока луч солнца не погас.
И пробил сновидений час.

А завтра снова, как вчера,
И шум, и гам, и толчея,
С зарей гостиный двор людней.
И длилась ярмарка семь дней.

Накинув простенький армяк,
Поэт здесь был не просто так,
В толпе смешавшись с беднотой
Внимал он звукам речи той.

Средь нищих часто был поэт,
Писал, про что бедняк поет,
С охотой пел частушки сам,
Поддавшись дерзким словесам.

На ярмарку ходил пешком,
С железной тростью, с посошком,
В рубашке ситцевой бывал,
Его не каждый узнавал.

В среде юродивых он свой:
Иль смейся, Или волком вой,
Носи одежду бедноты,
Хотя и Пушкиным был ты.

Речам юродивых внимал,
Хоть не всегда он понимал
Значение заклятий их,
Но что- то привносил в свой стих.
Не раз на утренней заре
Поэт уж был в монастыре,
Готова келья для него,
В ней лишнего нет ничего.

Окно одно и дверь одна,
Стол деревянный у окна,
А на столе анналы лет,
И тусклый от лампады свет.

А у стены топчан, сундук,
Шагов вот- вот раздастся звук,
И рукописных книг гора,
Продолжить летопись пора.

Казалось, скрипнет в келье дверь,
О, странник, ты глазам поверь,
Как Пимен старый и седой
Работать станет в келье той.

И Пушкин часто их читал,
Седого старца почитал,
Кто превозмог недуг и лень
Писал здесь каждый Божий день.

Листая записи аннал,
Поэт тогда осознавал,
Что он давным-давно готов
Поведать драму «Годунов».
Апрель 2003 г.

Ta ginja (Та хиня)

Мне эта быль через отца пришла от деда,
Из Петербурга ездил часто он,
К родным в Овсянки, но в какие лета
Здесь русичи несли такой урон?!

Мой край родной, тебе с лихвой досталось
И горя перенесть, и ига испытать,
С народом этой местности что сталось,
Ведь не могли в полях работать, ночью спать.

И кто сюда не лез: литовцы, немцы,
Опустошал наш край и печенег, и скиф,
Бывали половцы и прочие пришельцы,
Приход надменной шляхты был ужасен, дик.

Случилась сеча страшная в краю в те годы,
Была она на березянском берегу,
О ней всё помнят озёрные воды,
Поныне люди в своем сердце берегут.

Тогда сошлись отряды в схватке смертной,
И щекотала ноздри поднятая пыль,
Был острый меч – надежный друг и верный,
Так сквозь века дошедшая гласит нам быль.

С мешался запах пота тел разгоряченных,
Мельканье копий, звон мечей,
И стоны раненых на гибель обреченных,
Победный клич врагов, призывы русичей.

Стремительно, как львы, бросались русичи в атаку,
Так возникала на пути громада тел,
Как знать, что в жизни начертал оракул?
Каков исход сраженья и судьбы удел?

Как молнии, мечи сверкали и щиты трещали,
И поредел мгновенно русских строй,
Ведь горше не было тогда печали,
Как тот с пришельцами неравный, смертный бой.

Враги теснили русских к водной глади,
С пригорка наносить удары легче им,
Но русичи сражались жизни ради,
Не думали сдаваться в плен врагам своим.

Досталось смелым воинам такая доля!
Удары сыпались со всех сторон,
Смерть им была желанней, чем неволя,
От ран страдая, погружались в вечный сон.

Вода их приняла и все обмыла раны,
А некоторых можно было подлечить,
Ушли из жизни слишком рано,
Наверняка, могли б до сотни лет дожить.

У озера лежала груда тел на косогоре
Израненных, убитых и ещё живых,
Скидали всех без всякого разбора
В одну могилу воинов своих и воинов чужих.

Не трогали врагов их хрипы, крики, стоны,
Носили землю и ссыпали на тела,
И приняла земля их в своё лоно,
Не разбираясь, чьих злодейских рук дела.

Возник на берегу большой курган-могильник,
Земля ходила в том кургане ходуном,
Был вскоре изгнан с этих мест противник,
Но стоны раздавались две недели в нём.

И стар, и млад, идя по той дороге,
Снимали шапки, замедляя шаг,
А у иных старух подкашивались ноги,
Когда казалось, что курган ещё дышал.

Прошли с тех пор века, промчались годы,
Курган стал ниже ростом, «постарел»,
Весной бушуют у подножья воды,
Не воскресить им никогда давно зарытых тел.
И с той поры курган Та Хиня знают,
Названье состоит из чуждых слов:
Та – это, ginja – там, где погибают,
Где кто-то совершил над кем-то зло.

Малая родина

В Берёзно хутор наш. Трава по пояс.
Нет ни тропы, дороги тоже нет.
На нивах прежних одинокий колос.
Минуло с нашей встречи много лет.

Где чудный сад? Его нет и в помине,
Когда-то был неслыханный мороз.
Колодец цел, вода в болотной тине.
Над ним когда-то дуб могучий рос.

И дома нет. Война не пощадила,
Не обошла наш хутор стороной,
Смахнула всё, что сердцу было мило,
Не посчиталась с русской стариной.
1996г.

Летняя гроза

Как мачеха злая, гроза приближалась,
Под взглядом её опечалились все:
Трава задрожала, к земле прижималась,
Цветы затаились во ржи и овсе.

Зловещая туча на небе повисла,
За лесом гремело, сверкало вдали,
Глухие раскаты над Припятью, Вислой,
И молнии жалили Финский залив.

Вот молния вдруг небеса разделила
На две половинки, как в сказке чудес,
Последовал грохот, диск солнца затмило,
И мрачным, угрюмым внезапно стал лес.

Под тучей зловещей в тот миг зарождался
Столб пыли из листьев, травы и песка,
Вновь грохот с неистовой силой раздался,
Как будто случился обвал среди скал.

И как от испуга, столб пыли помчался
Сначала тропинкой, как в танце кружась,
Но с каждой минутою бег убыстрялся,
Шёл вихрь напролом, на пути всё круша.

Посыпался град из растерзанной тучи,
Так быстро он таял и вскоре исчез,
Как горный поток низвергается с кручи,
Так ливень на землю полился с небес.

Лавина дождя от Балтийского моря
Домчалась до наших лугов и полей,
Мрак землю окутал, с дневным светом споря,
Был грохот сильнее, блеск молний светлей.

Вдруг несколько молний слились воедино,
И свет их дрожащий разлился вокруг,
Менялся тот свет, был то жёлтым, то синим,
Боясь разорвать заколдованный круг.

Из множества молний одна угодила
Высокую ель, что в овраге росла,
С вершины до корня её повредила,
Вся вспыхнула ель и сгорела дотла.

Шум ливня затих. Гром сместился к востоку,
А ветер зловещие тучи унёс.
Природа подвластна какому-то року,
Земля утиралась от радужных слёз.

Дневное светило с широкой улыбкой,
Как мать, распростёрла объятья-лучи,
Над полем хлебов, как над детскою зыбкой,
Над чащей лесов и над бездной пучин.
2006г.

На 100-летие школы

В начале прошлого столетья
Открылась школа в октябре,
Минули войны, лихолетья,
Октябрь снова на дворе.

Взрослели дети, вылетали
Из стен её из года в год,
Манили солнечные дали,
Их жизни ждал водоворот,

Так где, о школа, эти дети?
Куда их бросила судьба?
Они везде, по всей планете,
В забоях шахт, растят хлеба.

А сколько же на поле брани
В годины войн их полегло!
Ушли из предрассветной рани
Жерло войны всех увлекло.

Есть в ближнем, дальнем зарубежье,
В театре, цирке и кино,
Есть на лазурном побережье
И здесь живут давным-давно.

Одни сейчас штурмуют небо,
Другие бороздят моря,
Где б выпускник отныне не был,
Бросает в школе якоря.

Спешат, как прежде, в школу дети,
Звенит заливисто звонок,
Мужи почтенные, заметим,
Шагают тоже на урок.

Так дети разных поколений
Спешат на школьный юбилей,
Улыбок сколько и волнений,
Воспоминаний прежних дней.

Сегодня в школе оживлённо,
В фойе и смех, и толчея,
И молвит кто-то удивлённо:
«Не узнаёшь? Ведь это я…!

Экономист, ветврач, рабочий
Пришли на сотый юбилей,
Чтоб видеть торжество воочию
И встретить юности друзей.

Войдите в школу вспомнить детство,
Друзей, ушедших в мир иной,
Поднять бокалы всем придется
За школьный путь в 100 лет длиной.
2003г.

Деловая поездка Псков-Тарту-
Вильянди-Таллин-Псков

Не такие времена бывали,
Дул норд-вест, но залетал и бриз,
Ездили в невиданные дали,
Только паспорт, и не надо виз.
* * *
Покидаем Псков и едем в Тарту,
Поезд рассекает мрак ночной.
Изучаем с интересом карту
Сей страны озёрной и речной.

В Тарту прибываем на рассвете
В сумерках выходим на перрон.
Ни одна звезда уже не светит,
Трудно рассмотреть, каков же он.

Утром мы обходим сонный город,
Множество цветов и чистота,
Он красив, уютен, эстам дорог,
Старина видна и простота.
Тарту
В V веке поселились эсты
На большом холме Тоомемяги,
Заносили буйные зюд-весты
Чужаков внося в жизнь передряги.

Чья нога здесь только ни ступала:
Мудрый Ярослав, поляки, шведы,
Речь чужая слышалась бывало,
За века всего народ изведал.

Назывался этот город Тарту,
Позже Юрьев, Дерпт, смотря кто правил,
Изменения внося на карту
По закону иль без всяких правил.

Старый город – в стиле классицизма,
Готика присуща лишь соборам,
Виден в городе и дух социализма,
На левом побережье, в Тарту новом.

Здесь навечно в мраморе и бронзе
Бэр и Пирогов, Барклай-де-Толли,
Ветров перемен не видят вовсе,
Пленники у эстов поневоле.
* * *
В Тарту мы проездом ненадолго,
Ждём автобус, чтоб продолжить путь,
Бродим мы бесцельно и без толку,
Чтоб на всё по-русски нам взглянуть.

Ждут нас озорные повороты,
Тарту – Вильянди теперь маршрут,
Разузнаем. Что здесь за народы,
Нас на месяц в Вильянди возьмут.

Вильяндийский замок
Над рвом есть шаткий мостик-нить,
Чтоб старь и новь соединить
Высокий замок на холме,
Вдоль стен его – глубокий ров,
И жили в замке, как в тюрьме,
Но путникам давал он кров.

На страже был он день и ночь,
Дозорный в поле великан,
Злых чужеземцев гнал он прочь,
И многим здесь урок был дан.
Был через ров подъёмный мост,
Ловушка для любых врагов,
Расчёт защитников был прост:
С моста бросали в воду в ров.

Так было в Средние века,
Под гнётом и времён и войн,
Судьба у замка нелегка,
Он видел не однажды бой.

Так простоял он семь веков,
Кого спасал, кого губил.
Звучал трубы призывный зов,
Коль кто-то помощи просил.

Спасал он от мечей и стрел,
Спасал от копий и от пуль,
Не перенёс лишь артобстрел
И страшный при бомбёжке гул.

Не пощадил ХХ век
Его заслуг, его седин.
И каждый пришлый человек
Блуждает средь его руин.

Но в полночь в замке виден свет,
Слышны и стражи голоса,
И звон мечей. Но вот рассвет –
Спадёт видений полоса.
Всё чужое и другие нравы,
Целый месяц мы прожили тут,
Осуждать хозяев мы не вправе,
Уезжаем. В Таллинне нас ждут.
Таллинн
В двух заливах расположен Таллинн,
Обнесён толстенными стенами.
Охраняет он морские дали,
В штормы спорит с бурными волнами.

Ров глубокий окружает город,
Он водой заполнен до предела.
В дни осады был не страшен голод:
Рыб ловили, если есть хотели.

В наши дни та рыба, как ручная,
Смотрит из воды и ждёт подкормки,
И в руках прохожих снедь мучная:
Булки, пряники и хлеба корки.

Так вдоль рва по улице Пикк-Ялге
Можно обойти весь старый Таллинн,
Много зелени, цветы здесь ярки,
Улицы для пешеходов стали.

Сохранилось до сих пор три башни,
Длинный Герман был всегда в дозоре,
Наблюдал за боем рукопашным
И встречал и провожал все зори.

Башня есть Толстушка Маргарита,
Эта башня слыла орудийной,
Вмятинами вся она покрыта,
Но была всегда непобедимой.

Кик-ин-де-кёк – вся мистики полна,
Потайные окна есть и двери,
Усмиряла вмиг врага она,
Мифам и легендам всякий верит.

Есть здесь также церковь Оливисте,
Высотой она в сто сорок метров.
Как ориентир была туристам
В море и на суше, в мглу и ветры.

Ратушу венчает восьмигранник,
А на шпиле виден Старый Томас,
Будто слышит всяк входящий странник
Сказанное им :Tere tulemast!»

С ратушею рядом есть аптека,
Древняя, как этот старый город.
Башни и дама того же века,
Был когда-то этот город молод.
* * *
Помнится мне Певческое поле
Пело и бурлило разноцветьем,
Пели эсты о счастливой доле,
Их одежды – выдумка столетий.

Мы бродили в Кадриоргском парке,
Со времён Петра растут в нём ели,
Белки шустрые в шубейках ярких
У прохожих с рук орешки ели.

В этом парке, как в старинной сказке,
Обитают разные герои,
В чащу парка входим мы с опаской:
Серый Волк там или злые тролли?!

Ивы над прудами наклонились,
У стрекоз стремительны движенья,
Царственные лебеди кружились,
На своё любуясь отраженье.
* * *
По чужому краю колесили,
А вокруг чужая речь и быт,
Мысль о доме придавала силы,
Русским рационом каждый сыт.

Иваново

Город юности, город Иваново,
Где пять лет я училась когда-то,
Побывать мне там хочется заново,
Где те парни и где те девчата.

По аллеям канадского тополя
К институту спешили студенты,
И в читальне подолгу работали,
Конспектируя партдокументы.

Общежитие наше просторное,
Где кончается путь у трамвая,
Шум станков комбината Камвольного
По утрам сладкий сон навевает.

А когда начинались экзамены,
Мы готовились к ним в лесопарке,
Где в далёкие годы под знаменем
Проводились маёвки на Талке.

Расступаются скверы и улицы,
Речка Уводь несёт свои воды,
Цирк, театр отраженьем любуются
И не старят их трудные годы.

Рыба-Человек

Быль

I часть

Финикийцы основали Гадес-порт,
Шёл до нашей эры восьмисотый год,
В пятисотом взят войсками Карфаген,
А в двухсотом римский начинался плен.

И арабы, и вест-готы были тут,
Монастырские анналы счёт ведут,
И звучал на площадях и стон, и плач,
Отрубал невинным головы палач.

Позади давно лихие времена,
И смешались все народы-племена,
Как и прежде, Кадис важен всё равно,
Стал столицей Андалузии давно.

Век XVII. Гул битв в порту затих,
Но случилось чудо, и о нём мой стих.

II часть

В бухте Кадис промышляли рыбаки,
Их уловы стали вдруг невелики,
Кто-то рыбу поедал из их сетей,
Кто же был такой нахал, такой злодей.

В воду опустили сети-трал,
Хлеб и мясо – для того, кто рыбу крал,
Потащили рыбаки на берег сеть,
Чтобы чудище морское посмотреть.

И…о ужас! Удивленью нет конца,
Пред собой они увидели юнца:
Рост два метра, ярко-рыжий цвет волос,
А на теле было несколько полос.

Те полоски оказались чешуёй,
Как у рыбы, чешуёю золотой,
На груди, на животе и на спине,
Видно, жил на небольшой он глубине.

Кожа бледная, прозрачная на вид,
Снова в море убежать он норовит,
Перепонки между пальцев, как у крякв,
По-испански говорили с ним зазря:

Ничего не говорил, мычал, рычал,
И с тоской смотрел туда, где был причал,
Был по силе богатырь, силач таков,
Что едва держало восемь рыбаков.

Удивляются улову рыбаки,
В сеть попала вот такая рыба-кит!
Оказалась в сетках Рыба-Человек,
О таком никто не слыхивал вовек.

Что с ним делать и девать его куда?
В сеть поймать такого стоило труда!
Среди гор был монастырь недалеко,
И туда его доставили легко.

III часть

Жил особо францисканцев монастырь,
Неприступен и велик в длину и ширь,
И Доминго возглавлял тогда Совет,
Шла борьба со всякой нечистью тех лет.

Поместили существо в монастыре,
Изгоняли бесов днём и на заре,
Три недели длился важный тот обряд,
Францисканцы документы те хранят.

Пригласили знатоков всех языков,
Чтоб узнать, юнец откуда, кто таков,
Длился сутками, бывало, тот допрос,
Он молчал, какой быть может с рыбы спрос?

«Лиерганес» - иногда произносил,
А допрос вести так дальше нет уж сил,
«Лиерганес» - что такое, где ответ,
Знатоков по переводу слова нет.

Андалузская столица велика,
Отыскали человека – знатока,
Кто в Кантабрии знал много рек и мест,
Города знавал, деревни, всё окрест.

«Лиерганес», деревушка на реке,-
Всем сказал, кто оказался в тупике,
Кто допрос вел много-много дней, ночей,
Кто не ел, не пил и не смыкал очей.

IVчасть

О чудовище, пополз повсюду слух,
Понеслись гонцы в Соларес во весь дух,
Среди гор затерян этот городок,
Но гонцы туда попали точно в срок.

Два идальго там живут давным-давно,
Разыскать их поручение дано,
И маркиза надо где-то отыскать,
Чтобы всем депеши срочно передать.

Благороднейших идальго знают все,
Их нетрудно отыскать было совсем,
И маркиза знают все – и стар и мал,
Он отважен, он отлично воевал.

От Домонго всем депеши вручены,
И о Рыбе вестью все удручены,
В бухте Кадис пойман Рыба-человек,
И подобного не видели вовек.

Рубалкабо, Мечиорро, Вельбуен
Отправляются в дорогу в тот же день,
В Лиерганес держит путь такая знать,
Им Доминго повелел там всё узнать.

Поручение все приняли за честь,
До деревни милей будет пять иль шесть.
Добрались, узнали, кто погиб в войну,
Кто пропал, а кто когда-то утонул.

Вот идальго Рубалкабо шлёт гонца,
Кое-что узнал он о судьбе юнца.
О, Франсиско, из семьи Касар он был,
Плавал в речке, а обратно не приплыл.

V часть

В Лиерганесе на речке детвора,
На Миере целый день они с утра,
В се их игры на воде и под водой,
Ночевать они приходят лишь домой.

В этих играх был Франсиско среди них,
Он нырял отлично, больше нет таких,
Плавал ловко и проворно, всех быстрей,
«Чемпионом» выходил из всех затей.

А в ту пору «чемпиону» было пять,
Даже взрослым не хотел он уступать.
Он, казалось, был своим в стихии рыб
Знал все выходы среди подводных глыб.

В отчем доме прожил он 16 лет,
Подходящей для него работы нет,
С детских лет всегда быть плотником мечтал,
В Лас-Аренас на учёбу уезжал.

Там учился и работал года два,
И, покончив со строительством едва,
Он нырял в Миеру, Быструю реку,
Терпеливо кто-то ждал его на берегу.

В День Святого Иоанна, как всегда,
Не пугала его быстрая вода,
Далеко заплыл к излучине реки,
У Миеры воды очень широки.

Знали все, какой отличный он пловец,
Сильный, ловкий, расторопный он юнец,
И бригада басков-плотников ждала,
Без Франсиско возвращаться не могла.

Но Франсиско не вернулся в этот раз,
И у басков слёзы горести из глаз:
Море жуткое, свирепое влекло,
Навсегда в пучину друга унесло.

Весть печальная пришла в семью Касар,
Ох как трудно пережить судьбы удар!
Все страдают, больше всех страдает мать,
Чем утешить, как их горюшко унять?

Братья Томас и Хуан, ещё Хосе
Труп искали на прибрежной полосе,
Обыскали у Миеры берега,
Но напрасны были поиски тогда…
Незаметно годы шли, прошло пять лет,
Сын Хосе пропал, вестей давненько нет,
Вся в печали мать Мариа, горе ей,
Сразу двух лишилась взрослых сыновей.

VI часть

По дороге странный двигался кортеж,
Кто виновник той шумихи, кто он, где ж?
Там в повозке Рыбу-пленника везут,
Рубалкабо, Вальбуен, Мелчорро тут.

Вот Деесы, просто чудные места.
Рыба-пленник встрепенулся неспроста:
Он красивые окрестности узнал,
Впереди кортежа он теперь шагал.

Лиерганес. Вот и дом семьи Касар,
Он узнал и дом и сад, большой амбар…
Вмиг признала мать Мариа сына в нём,
Обняла и повела скорее в дом.

Рады видеть брата Томас и Хуан,
Пыл любви к родным и близким с детства дан,
Но, казалось, был смущён, подавлен брат,
Будто встрече вновь с родными он не рад.

Жил он дома безразличен ко всему,
Быть вне дома больше нравилось ему,
Мог часами во дворе лежать ничком,
Друга близкого не смог найти ни в ком.

Он молчал, ходил в лохмотьях круглый год,
Никаких ни увлечений, ни хлопот,
Мясо, рыбу он сырыми поедал,
А потом почти неделю голодал.

Все два года Рубалкабо – зоркий глаз,
Он Франсиско не оставил ни на час,
Днём и ночью всюду пристально следил,
Далеко он никуда не уходил.

Как-то вечером Франсиско слышит крик,
На Миеру он помчался в тот же миг.
Не могли его крестьяне удержать,
Не могли его побегу помешать.

Ихтиандр прыгнул в реку навсегда,
Унесла его глубокая вода,
Для него вода отныне – дом родной,
На земле среди людей он был чужой…

VII часть

С той поры прошло уже три сотни лет,
Деревушки Лиерганес больше нет,
Есть красивейший испанский городок,
И к нему средь гор высоких путь пролёг.

Но Франсиско помнят в городе и чтут,
Быль-легенду в сердце свято берегут.
В центре города есть памятник ему,
Будут знать о нём потомки посему.

Заключение

На исходе был уже XX век,
И нашёлся беспокойный человек,
Он решил через газету дать ответ,
Жил когда-нибудь Франсиско или нет.

В Лиерганесе провёл он много дней,
Доказательства искал своих затей,
Дом, Миера и Деесы – сколько их,
Не хватает книг церковно-приходских.

В местной церкви дал Антонио совет:
В Лиерганесе книг не было и нет,

Отправляйся в монастырь ты на горе
Но не всем открыта туда дверь.

Может, впустят, счастье надо попытать…
В монастырь мужчин не велено пускать.
Он отправился всем горестям назло.
Журналисту Элизари повезло!

Этот женский монастырь был среди гор,
Ходит, бродит у ворот он, словно вор.
В монастырь впускать не велено мужчин,
Не взирая на профессии и чин.

У окошечка сестра Эмилия,
Элизари молвит: «Не разбойник я,
Мне на книги на церковные взглянуть,
И тот час отправлюсь я в обратный путь».

Словно в сказке победила доброта,
Отворили журналисту ворота,
Провели туда, где было много книг,
Погрузился он в работу в тот же миг.

«Век XVII», - средь этих книжек есть,
Вот и запись удалось ему прочесть:
«Лиерганес. Регистрация смертей»,-
Доказательство всех споров и идей.
Что Франсиско тот дела Бега Касар,
(о котором те легенды мир слагал)
Не такой, как все он Рыба-человек
В мир иной ушёл от нас, ушёл навек»
2001г.

Дубровский – разбойник

Предисловие

Роман «Дубровский» по Пушкину.

Сейчас, читатели, для вас
По Пушкину пойдёт рассказ,
О Троекурове надменном,
Дубровском, дворянине бедном.

Роднило многое друзей:
Бои давно минувших дней,
Характер резкий и прямой,
Поместья в местности одной.

У каждого старинный род,
Их дни рождений в один год,
Росли в условиях одних,
Судьба оберегала их.

И страсть, и жар пылал в крови,
Женились оба по любви.
Надолго служба развела,
Но память юности жила.

В отставку вышли, в край родной
Спешили отдохнуть душой,
Встречались каждый Божий день,
Но пала на их дружбу тень.

Псарь неуместно пошутил,
Дубровского тем огорчил,
И ссора перешла в конфликт,
Так повод для вражды возник.

Кирилл Петрович был взбешён,
От всех ждал послушанья он
И в гневе друга не щадил,
Лишил он друга крова, сил.

Дубровский заболел и слёг,
Он вынести удар не смог,
Покинул этот мир земной,
Ушёл навеки в мир иной.

Вражда соседей и друзей,
Сломала судьбы их детей:
Судьба Марии решена –
Она Верейского жена.

Ну, а Дубровский молодой,
Всего лишась, ушёл в разбой.

…Тогда Дубровский молодой,
В тот век и в обстановке той
Не мог со стороны взглянуть,
Что месть толкнёт на ложный путь.

Для грабежей он не рождён,
К разбою не пригоден он,
Смирился, что судьбой дано:
Жить на чужбине суждено.
* * *
Жил в Петербурге много лет
Егор Иванович, мой дед,
Судов подводных инженер,
Достойный каждому пример.

Он строил разные суда,
А летом приезжал сюда,
В Овсянки, где священник жил,
Он знал его и с ним дружил.

От друга узнавал мой дед,
Кто пострадал от страшных бед,
И о Дубровском он узнал,
Как от жандармов тот бежал.
Поверья все, что дед мой знал,
Он сыну Васе передал.
Василий, сын, - то мой отец,
Разобрались мы наконец.

Побег из крепости

…Дубровский покидал свой край,
Куда податься: в ад иль рай?
Слуг отпустил, поместья нет…
Спасенье где? Кто даст ответ?

При свете звёзд в тиши ночной
Он брёл тропинкою лесной,
Шёл наугад, вперёд, вперёд,
Куда тропинка приведёт.

Чуть-чуть поодаль шёл слуга,
Слух то и дело напрягал,
От крепости бежали прочь,
Шагали с вечера всю ночь.

В ночи не слышен топот ног,
Слуга нёс тощий узелок.
Устали. Близился рассвет.
Они ушли. Погони нет.

Устроить надобно привал,
Чтоб барин часик подремал.
А что там дальше впереди?
Лесное озеро блестит.

Березянское озеро

Вокруг такая глухомань,
Непуганые волк и лань,
Кабан и белка, рысь и лось.
Бывать им здесь не довелось.

Склонились ивы над водой,
Шли кабаны на водопой,
Цвёл вереск розовый у ног,
Густой туман на воду лёг.

Осокой пахло и корой,
И бормотал родник порой,
А запах лилий водяных
Манил скорей доплыть до них.

Толпились рощицы осин,
Тянуло сыростью с низин:
Там воду лужиц обрамлял,
Из голубых цветов овал.

По косогорам рос кипрей,
Жужжание шмелей сильней,
На земляничный аромат
Пернатый люд успеть был рад.

Малина дикая кругом,
Кусты, валежник, бурелом,
У берегов густой тростник,
Где жили утки, выпь, кулик.

Кишела рыбою вода:
Карась и сом, налим, плотва,
Грибов в лесу – косой коси,
Орехов – хоть мешком носи.

Отдых

Светлело, начинался день.
Дубровский сел на старый пень,
Слуга присел на пень другой,
И план у них возник такой:

Нельзя им днём продолжить путь,
К тому же надо отдохнуть,
Устроить временно постель,
Найдя развесистую ель.

Пусть барин спит часок-другой,
Слуга пока сторожевой:
Напрячь и зрение, и слух,
Чтоб не попасться им врасплох.

Осмотр местности

Слуга внимал. Всё как во сне,
Долбил лишь дятел на сосне.
И слышался со всех сторон
Противный комариный звон.

Всё просыпалось. Птичий гам
Звучал и здесь и где-то там,
Кукушка на большом суку
Пропела несколько «ку-ку».

Туман исчез, и солнца диск
Над краем озера завис.
Дубровский спал. Полдневный жар
Прервал приснившийся кошмар.

Он всё смотрел по сторонам
Не веря собственным глазам,
С себя вдруг сбросил страшный сон,
Поспать слуге позволил он.

Под вечер барин и слуга
Осматривали берега:
Дорога есть ли иль тропа,
По ней кто ходит и когда.

Бродили в дебрях час иль два,
Уже кружилась голова,
Был не напрасен их поход:
Нашли в пещеру тайный ход.

Пещера

Быть может, семь веков назад,
Никто не помнит этих дат,
Сюда наведывался враг,
Бежал кто в лес, а кто в овраг.

Спасался каждый, кто где мог,
Подальше от больших дорог,
Кто уплывал на острова,
Чтоб уцелела голова.

Кто в землю делал тайный лаз,
Чтоб не заметил вражий глаз,
Пещеры делали тайком,
Так возникал пещерный дом.

Слуга нашёл такой вот дом,
Есть кухня, спальня в доме том,
Есть коридор, просторный холл,
Какой-то необычный пол.

Здесь жить придется долго им,
А места хватит им двоим.
Осовременить интерьер,
Придумать от зверей барьер.

Походный ужин

Кончался знойный летний день,
Длиннее от деревьев тень,
Туман рождался над водой,
А в небе – месяц молодой.

Пока ещё светло кругом,
Оставили герои дом,
Чтоб мягкою была постель,
Немного обломали ель.

Нарвали веток и с сосны,
Чтоб снились радужные сны.
Подушек нет и простыней,
Так жить придётся много дней.

А с ужином совсем беда,
Какая здесь в лесу еда?
Малины много, можно жить,
Не надо о еде тужить.

Посуды нет и нет котла,
Сгорело в доме всё дотла,
Они бежали налегке,
Но что-то было в узелке:

Две ложки, кружки, каравай,
Острейший нож, какой-то чай,
Соль, мыло, сала два куска,
Обломок старого бруска.

Дала им няня узелок,
Совсем забыв про котелок,
Пока придётся не варить,
А вместо чая воду пить.

На ужин то, что Бог послал,
Теперь бы им на сеновал!
Пещеру надо обживать,
Причины нет им унывать.

Поиски прежних друзей

Григорий расторопным был,
Лошадку где-то раздобыл,
Объехал все места вокруг,
Найдётся, может быть, здесь друг.

Он осмотрел ближайший тракт,
До станции добраться как,
Смотритель кто, а кто кузнец?
Из шайки может молодец.

Друзья из «шайки» разбрелись,
О, если бы они нашлись!
Друзей поддержка так важна,
Как помощь им сейчас нужна.

До города – рукой подать,
Им не придётся голодать,
В нём есть отличный магазин,
Скорей всего, он не один.

Одежду, обувь, котелок,
Продукты, что нужны им впрок –
Всё купит в них он без труда,
Ещё приедет он сюда.

Понадобится им бельё –
Приедет с барином вдвоём,
Под вечер магазинчик пуст,
Укрытьем будет каждый куст.

Коль заподозрит кто-то их –
Ловки они, не из таких,
Чтобы поймали их врасплох.
Ведь макияж у них не плох.

Ночной разбой

Живут в пещере много дней,
Григорий отыскал друзей,
Коль жить становится не в мочь,
То выезжают грабить в ночь.

Обид так много, всех не счесть:
И за поруганную честь,
Что потерял родной он кров,
Отца, вскипает в сердце кровь.

Бывает, ездят в дальний край,
Кого-то встретят невзначай,
Проверят, толст ли кошелёк,
Потом скорее наутёк.

Виновников своей беды
Он чует аж за три версты,
Перегораживают путь,
Чтоб было некуда свернуть.

Решает кучер, что же там?
Грабители обходят дам:
Колье снимают, перстенёк,
Что здесь Дубровский – невдомёк.

Бывало, явятся на бал,
Хоть их никто не приглашал,
На тройках резвых лошадей –
У них полно таких затей.

Костюмы принцев, королей,
Шутов, Кощея и пажей,
Под маской лиц их не видать,
Но все умеют танцевать.

Кончался лишь под утро бал,
Из залы каждый поспешал,
Герои в масках тут как тут,
Пальто иль шубу подадут.

Надеть помогут застегнуть
И пожелают: «В добрый путь!»
И лишь проводят до дверей
Знакомых новых, всех гостей.

Путей так много и дорог,
Ступили маски за порог –
Путём кратчайшим через лес
Летят во след, на перерез.

Богатый кто – всё заберут,
Кто победнее – часть вернут,
Цепочки, запонки, часы,
Что служит только для красы.

Берёт Дубровский всё подряд,
На страже маленький отряд,
Не убивают, лишь грозят,
И тройка вмиг летит назад.

Зимовка вдали

Все три сезона до зимы
Дубровский возникал из тьмы,
В пещеру всю добычу вёз,
И нет раскаиния слёз.

Он был пещерный человек,
Как доживать ему свой век?
Зимой наступят холода,
Куда он денется тогда?

От дум головушкой поник:
Для драгоценностей – тайник,
Сам с Гришей тёмною порой
Уйдёт звериною тропой.

Зимуют где-то далеко,
Где их найти не так легко,
Снимают маски, макияж,
С собой лишь маленький багаж.

Зимуют где-то далеко,
Где их найти не так легко,
Есть завтрак, ужин и обед,
И нет тревог, волнений, бед.

В пещеру явятся весной,
Как лес оденется листвой.
Вернутся в свой пещерный дом,
С опаской, крадучись, тайком.

Их жизнь, как прежде, потечёт,
Разбой их снова увлечёт,
Днём отдыхают, по ночам,
Сегодня здесь, а завтра там.
Бывает, бодрствуют днём,
Готовят ужин над огнём,
То мясо варят, то уху,
Но каждый шорох на слуху.

Так жил Дубровский много лет,
Судьба хранила от всех бед,
Удачен был ночной разбой,
Но вышел вот курьёз какой.

Жандармы

Знакомый был у них рыбак,
Возил им рыбу не за так,
Ему платили каждый раз,
Но он приплыл в недобрый час.

За ним следили из кустов.
Как только сдал он свой улов,
Как будто тихо всё вокруг,
Явились два жандарма вдруг.

Нежданным был приход гостей,
Но всяких видели страстей,
Слуга – не промах, в тот же миг
В пещерный узкий вход проник.

Дубровский с Гришею вдвоём
Прикрыли вход в дверной проём,
Придвинув толстое бревно,
Завал спасёт их всё равно.

Бегство

До тайника стремглав бегут,
И второпях в карман суют
Цепочки, броши и часы,
Для жизни им, не для красы.

В пещере той был тайный ход,
А выход – у звериных троп,
И тайный ход их жизни спас,
Им повезло на этот раз.

В домишке, в той лесной глуши
Антон, их старый кучер жил,
Он барина боготворил
И двух коней его кормил.

В седло и барин, и слуга,
И в стремени давно нога,
Коней пришпорив, вихрем прочь,
Придётся ехать им всю ночь.

Тайник

А что жандармы, где они?
Они устали от возни,
Спешили внутрь скорей войти,
И там разбойников найти.

Когда расчистили завал,
То дом пещерный пустовал,
В порядке все, жильцов лишь нет,
Простыл давно хозяев след.

Ушёл Дубровский со слугой
И будут жить в стране другой,
На столике горел ночник,
А рядом не закрыт тайник.

А что же в тайнике том есть?
Всего там много и не счесть:
Монет серебряных, перстней,
Как много золотых вещей

Колец, браслетов и серёг,
Жандарм всё сосчитать не мог,
Пол-лодки этого добра
Законов страж тогда набрал.

Эпилог

Бежал Дубровский с этих мест,
Но виден благородный жест:
Не взято всё из тайника,
Он много лет карал врага.

Владимир, может быть Дефорж,
Был статен и лицом пригож,
Жил на чужбине и страдал,
Свой отчий край он вспоминал.

Молва гласит спустя года:
В карете приезжал сюда
Высокий статный генерал,
Его корнет сопровождал.

В беседе их между собой
Звучал язык совсем чужой,
Откуда и из коих мест –
Никто не знал о них окрест.

Наверняка, то наш герой,
Теперь старик совсем седой
К могилам матери, отца
Привёз он сына-молодца.

…С тех пор прошло немало лет,
Разбоев на дорогах нет,
Быль о разбойнике жива,
Её я рассказала вам.

Юбилей газеты

Газетой славный пройден путь,
И если на него взглянуть,
Страны был славный путь побед,
А той страны в помине нет.
Другие люди и уклад,
Дай, Бог, в России был бы лад,
Она пойдёт путём иным,
Дорогу всюду молодым.
Газете 80 лет,
Но старческой походки нет,
«Вперёд», как прежде молода,
И поступь у неё тверда.
В чужие с ней спешим края,
За горы, долы и моря,
Ступаем Лариной тропой,
В тринадцать лет она герой.
Идём в музей, на стадион,
Где спортом каждый увлечён,
Бываем часто на лугах,
Где сено сложено в стогах.
С опаской входим в тёмный лес,
Где ели рвутся до небес,
Там много ягод и грибов,
Нетронутой природы зов.
Ныряли в Белое на дно,
Готовим фото заодно,
Как красочен подводный мир!
И там бывает славный пир!
Теперь на Веснеболог путь,
Чтоб на красоты там взглянуть,
Чем не Швейцария у нас?
Природа радует там глаз.
В Алоли что за красота!
Там в Рай ведущие Врата!
Река Великая течёт
Туристов круглый год влечёт.
Сачком в садке возьмём форель,
Нырнём в Крещенскую купель,
Для авторалли торжество,
Под ёлкой пляски в Рождество.
С газетой неразлучны мы,
Она выводит нас из тьмы:
Мы знаем, чем живёт район
И почему не сеют лён,
Гордится область чем и Псков,
Бюджет на новый год каков,
Газета через Интернет
Найдёт с других планет привет.
«Вперёд» на славный юбилей,
Инопланетных ждёт гостей,
Вперёд, газета, так держать,
Жить интересно, побеждать

В честь 80 летия районной газеты "Вперед" Опубликовано в №99-100 * (10266-67) * Среда 5 октября 2011года.


[ Вернуться в раздел Культура \| Вернуться в главный раздел ]