В марте сорок четвертого


Сергей Калинин: самые злые враги следопыта – это комары да слепни. Поэтому накомарник или москитка являются неотъемлемой частью экипировки поисковика и согревают его в холодной глубокой воронке.

Все чаще удивляюсь быстротечности времени. Кажется, совсем недавно ехали мы на раскопки самолета в урочище Бордино, что недалеко от деревни Житниково, а уже с тех пор прошло десять лет. Помню, удивило тогда льняное поле. Лен–в пояс. Недавно по делам служебным оказался на том же поле. Такой же лен стоит сплошной стеной и кажется, будто с той поры ничего не произошло, ничего не случилось – тот же лес, тот же лен, то же небо и болото такое же, как десять лет назад. Не знал бы, что подняли в тех местах останки летчиков, полюбовался бы красотой и поехал дальше. А так вспомнил… Вспомнил, что связана эта красота с человеческими судьбами да с титаническим трудом, который вложили поисковики в установление имен погибшего экипажа. Но обо всем по порядку.

7 сентября 1994 года. Выехали на разведку места падения самолета в район дер. Житниково Пустошкинского района. В болоте еле заметная воронка. Тип самолета определить трудно. Это не ЯК, не ИЛ, потому что нашли прибор, указывающий на то, что самолет имел 2 двигателя. О том говорила надпись: “Наддув левого и правого двигателя”. Находкой был пикирующий бомбардировщик Е-2.

21 марта 1995 года. Утром всей группой выехали на подъем самолета ПЕ-2 в район деревни Житниково. Обстоятельства были не в нашу пользу – пошел снег, дорогу замело, и автомашина провалилась в колеи по самые мосты. Промучились больше часа, но выехали и добрались до места относительно благополучно. Только приступили к работе – через 10 минут мотор помпы вышел из строя. Поняли, что на этот раз работу нам не осилить, и взялись за крюки. В одной из попыток зацепили за что-то мягкое. Парашют? Действительно, это был парашют, на котором чуть позже нашли клеймо с датой изготовления – 15 октября 1943 года. Так появилась отправная точка во времени падения самолета. Снова запустили в яму крюк, – вытащили обрывок шубы с останками разложившегося человеческого тела. Следующая попытка – кусок материи, очевидно карман, с зажигалкой, спичками, патронами от пистолета “ТТ”. Затем зацепили что-то плотное, подтащили к поверхности – ствол дерева. Бревен было много. Стало ясно, что на этом месте кто-то побывал до нас. Несомненно одно – работу следует продолжить…

2 апреля 1995 года. С девяти часов до шести работает помпа. Яма обмелела на 2 метра. Стало попадаться мелкое железо от самолета, обрывки бумаг, откуда-то сбоку приплыли две пуговицы от меховой куртки, обрывки гимнастерки, фотопленка. Последнее рождало предположение, что здесь упал самолет-разведчик. Обрывки бортового журнала говорили о том, что кабина штурмана разбита. Вытащили кости ног вместе с унтом.

Ночь. Работать тяжело. Приемная труба помпы засасывает всякую мелочь. Снова вытащили унт, свитер, ребра, позвонки, голову летчика или стрелка-радиста, превратившуюся в сплошное месиво… К часу ночи начинаем бороться со сном. До поверхности земли 2 метра 20 сантиметров. Болото тоже “работает”, вода прибывает с каждой минутой.

3 апреля 1995 года. Утро. Вода за ночь наполнила место раскопа до краев. Сил уже нет. Уезжаем в надежде вернуться сюда летом.

15 августа 1995 года. Мы снова здесь. С утра начали откачивать воду. Уже вырисовывается очертание раскопа. Делаем из бревен обвязку берегов. Вода прет изнутри ямы, будто весной. Одно слово – болото. Работаем целый день. Результат – наушник с надписью “Афанасенко”. Это уже что-то.

16 августа 1995 года. Снова откачиваем воду и жидкую торфяную массу с обломками дюраля. Еще один парашют, ключицы, погоны старшины, пистолет “Т.Т.”, погон младшего лейтенанта. Похоже, останки экипажа разбросаны взрывом при падении самолета…

В тот день я привез в редакцию наушник. Развинтил его, долго дивился блестящим латунным винтикам, промыл, просушил и решил испытать на предмет исправности. Приладил проводки и включил в радиосеть. Заговорил наушник. Пятьдесят лет пролежал в воде и работает.

– Значит, расскажет он нам об экипаже, – пошутил Михаил Николаевич Романов.

А ведь так и получилось, хотя поиск экипажа шел трудно. Михаил Николаевич уезжал в Центральный Архив Министерства Обороны (ЦАМО), приезжал из него, и я всегда задавал ему один и тот же вопрос:

– Ну как, нашел?

– Глухо, – отвечал он. – Всю Воздушную армию перерыл – нет Афанасенко.

Помог случай. Попалась однажды Михаилу вырезка из газеты “Призыв” Себежского района. Из нее-то он и узнал, что летали в этом районе самолеты 47-го гвардейского разведывательного авиаполка (РАП). По этому направлению и пошел Романов при следующем посещении Центрального архива. В документах 47-го гв. РАП нашел фамилию Афанасенко. Звание – старшина, должность – стрелок-радист. Не вернулся с боевого задания 30 марта 1944 года. Первоначально в документе было записано “пропал без вести”, потом эта запись зачеркнута и поверх нее написано: погиб при выполнении боевого задания.

– Неужели нашел? – удивился Михаил Романов и сразу же поделился радостью с одним из ветеранов полка, рассказал, что нашел экипаж, погибший возле деревни Житниково.

– А я только что получил твое письмо, собирался писать ответ в Пустошку, – раздается в телефонной трубке голос бывшего стрелка-радиста Михаила Ивановича Шушкова, – я ведь знал Афанасенко, познакомился с ним в Башкирии, в училище летчиков-разведчиков. Он летал в экипаже лейтенанта Мухаметдинова.

– Точно, – согласился Михаил.

– Потом я попал в 10-й РАП, а он остался в сорок седьмом, – продолжал Михаил Иванович. – Сорок седьмой РАП был в подчинении Главного командования, их часто приписывали к различным направлениям удара наших войск…

Так вот почему я так долго искал, подумал Михаил, но какая счастливая случайность…

Нет, это не было случайностью. Напористость следопыта Романова любую случайность делала закономерностью.

– В поиске меня что-то ведет, – признался он однажды. – Не могу объяснить что, но обстоятельства часто складываются в мою пользу. Не поехал бы в Себежский военкомат, не встретил бы Николая Ивановича Снеткова, и не было бы у меня газетной вырезки с заметкой “Воздушный разведчик”, и ничего не знал бы я о сорок седьмом РАПе. А так экипаж известен: летчик лейтенант Мухаметдинов Ризатдин, штурман младший лейтенант Шатский Сергей Гаврилович, воздушный стрелок старшина Афанасенко Прохор Тихонович. Тридцатого марта 1944 года экипаж вылетел с аэродрома Смоленск в сектор разведки: Опочка, Гульбене, Цесис, Минск, Орша на глубину до рубежа Валк, Вильно, Минск. Экипаж имел задание фотографированием и визуальным наблюдением установить загруженность железнодорожных узлов и станций подвижным составом, направление и интенсивность движения войск противника по железным, шоссейным и грунтовым дорогам на участках: Идрица–Резекне–Крустпилс, Даугавпилс–Вильно–Крустпилс–Полоцк.., а также базирование авиации противника на аэродромах Полоцк, Идрица, Даугавпилс, Вильно…

Архивные документы немного рассказали об экипаже. Летчик лейтенант Мухаметдинов Ризатдин, 1921 года рождения, член ВЛКСМ с 1943 года, уроженец города Березники Молотовской области… Летчик-наблюдатель гв. младший лейтенант Шатский Сергей Гаврилович, 1917 года рождения, уроженец Шимонайхинского района Восточно-Казахстанской области, с. Вавиловка… Воздушный стрелок-радист старшина Афанасенко Прохор Тихонович, 1915 года рождения, член ВКПб с 1942 года, уроженец Омской области…

Штатно-должностная книга содержала также сведения о близких родственниках летчиков и местах их проживания на то время. По этому пути и пошел Михаил Николаевич.


Ризатдин Мухаметдинов.
Снова письма, снова ожидание ответов. Казалось бы, пора привыкнуть следопыту Романову к этим ожиданиям, но нет, каждое письмо с ответом является для него значимым. Сделал запрос в г. Березники. Военный комиссар города полковник Тукумбетов сообщил, что в Березниках проживает брат Ризатдина Мухаметдинова – Ясир.

Буквально на следующий день в почтовом ящике среди прочей корреспонденции лежало письмо от Ясира Мухаметдинова. Он сообщал, что брат пятьдесят три года значился без вести пропавшим. По крайней мере, до марта 1998 года в семье Мухаметдиновых владели лишь этой информацией. Искали. Писали во все инстанции, ведь самолет не иголка, но безуспешно. И вдруг такая весть…

Прислал Ясир Мухаметдинов и вырезку из местной газеты, где было несколько слов о его брате: “…Из десяти детей в семье Мухаметдиновых, проживавшей в Усолье (пригород Березников), Ризатдин был старшим. В 1940 году окончил химико-механический техникум в Березниках и был зачислен в летную школу в г. Давлеканово Башкирской АССР. В январе 1944 года в звании лейтенанта назначен командиром экипажа бомбардировщика ПЕ-2 и направлен в Москву. В бомбардировочной авиации дальнего действия воевал чуть более двух месяцев. Погиб 30 марта (по сообщению в/ч), или 1 апреля пропал без вести (по извещению горвоенкомата)”.

Михаил Николаевич Романов знал по собственному опыту, что обычно письма-отклики на поиск родственников погибших по одному не ходят. Первое письмо пишут быстро, стремясь не потерять связь. А самый большой объем информации приходится на второе, когда человек оправился от неожиданного эмоционального удара, успокоился, вспомнил многие обстоятельства… Так случилось и на этот раз. В следующем письме Ясир Мухаметдинов сообщал о том, что его брат часто присылал фотографии. Были среди них и групповые. С обратной стороны одной из фотографий была запись о том, что это его экипаж – Прохор Афанасенко и Иван Грицай… Письмо Ясира Мухаметдинова заканчивалось строками: “…И вот 22 июля 1944 года мать получила извещение, где было написано, что их сын лейтенант Мухаметдинов Ризатдин пропал без вести 1 апреля 1944 года…”

– Откуда появилась фамилия Грицай? – думал Романов. Ведь штурманом в экипаже был младший лейтенант Шатский…

Ответил на этот вопрос бывший курсант Военного авиационного училища разведчиков (ВАУР) Михаил Иванович Сушков. Вот его воспоминания: “…Летчик-курсант Мухаметдинов Р.Р. – 1921 года рождения (по книге учета курсантов ВАУР) или 1922 года рождения (по учетной карточке ЦАМО РФ), уроженец Татарской АССР, Мензелинского района, деревни Тенерши (по книге учета курсантов ВАУР) или уроженец г. Березники Молотовской обл. (по учетной карточке ЦАМО РФ) – прибыл в г. Давлеканово Башкирской АССР в формирующееся здесь ВАУР в мае 1942 года из Новосибирской Военной авиационной школы пилотов (ВАШП). Приказом от 19.05.1942 был зачислен курсантом ВАУР. Через два месяца из Новосибирской ВАШП в ВАУР поступило извещение о том, что приказом начальника школы от 25.06.42 Мухаметдинову Р.Р. присвоено воинское звание сержант. В начале июня 1942 года наряду с другими курсантами был направлен во 2-ю учебную авиаэскадрилью (УАЭ). Всего в ВАУР было три авиаэскадрильи.

Весь личный состав располагался в городе. Летный курсантский состав размещался в двухэтажном каменном здании, в котором когда-то была немецкая школа. Сначала курсанты проходили теоретическую подготовку в учебно-летном отделе (УЛО), который располагался в большом двухэтажном здании, принадлежавшем ранее сельскохозяйственному техникуму. Здесь летчики-курсанты проходили следующие дисциплины: политподготовка, тактика ВВС (Военно-воздушные силы Красной Армии) и общая, воздушная навигация, бомбометание, воздушная стрельба, аэрофоторазведка, метеослужба, авиасвязь, строевая и физическая подготовка, теория полета самолета, материальная часть (матчасть) самолетов и моторов, военная маскировка.

По окончании теоретической подготовки и успешной сдачи экзаменов курсанты начали полеты на учебных и боевых самолетах УСБ и СБ. Полеты начались в июле 1942 года с двух аэродромов; “Раевка-1” и “Раевка-2”, расположенных неподалеку от ж.д. станции Раевка, что примерно в 22–26 километрах от г. Давлеканово. Сначала курсантов возили на аэродромы на автомашинах, а потом разместили в Раевке в здании общеобразовательной школы. На этих аэродромах курсанты совершали учебные полеты до осени, а затем их снова перевели в Давлеканово. Летать уже начали с аэродромов, расположенных неподалеку от города – аэродром “Новый Быт” был в 6 км., у населенного пункта Сергаполь; аэродром “Комсомольское” был расположен в 10–12 км., у населенного пункта Рассвет. На этих аэродромах также производились учебные полеты на самолетах УСБ и СБ. Полеты были редкие из-за осенней непогоды, а затем частых снегопадов, которые начались в конце октября. На полеты курсантов также возили на автомашинах из города до тех пор, пока на аэродромах не построили землянки и эскадрильи перевели на аэродромы.

В октябре во второй АЭ (авиационная эскадрилья) был сформирован экипаж Мухаметдинова Р., который в начале ноября 1942 года, сдав зачеты, был допущен к внеаэродромным полетам на самолете СБ.

Примерно в середине февраля 1942 года в ВАУР начались полеты и на самолете ПЕ-2. Сначала самолет ПЕ-2 освоил постоянный летный состав (командиры АЭ, командиры звеньев, летчики-инструкторы), а затем начали обучать курсантов.

Младший лейтенант Грицай Павел Степанович прибыл в ВАУР в конце марта 1943 года после окончания 2-го Чкаловского военного авиационного училища стрелков-бомбардиров (ЧВАУ), был зачислен в училище летчиком-наблюдателем (летнабом) и направлен во вторую АЭ. Закончив теоретический курс и сдав экзамены по пройденным дисциплинам, он также приступил к выполнению летной программы на самолете СБ.

Воздушные стрелки-радисты, имеющие отношение к данным воспоминаниям, прибыли в ВАУР позже. Сержант Базин Алексей Степанович прибыл в начале июля 1943 года. Я, курсант Сушков Михаил Иванович, прибыл неделей позже, и еще неделей позже прибыл старшина Афанасенко Прохор Тихонович, 1915 года рождения, уроженец Омской области, Называевского района, д. Покровка. Все мы были направлены в резервную роту, сформированную к этому времени в ВАУР, для прохождения теоретического курса. Жили в общежитии в двухэтажном каменном здании, вместе ходили на занятия в УЛО, в столовую и в наряд.

В УЛО нам, воздушным стрелкам-радистам, преподавали те же дисциплины, что и летчикам, исключая воздушую навигацию, аэрофоторазведку и метеослужбу. Естественно, распределение времени было иное, чем у летчиков. Гораздо большее количество часов нам отводилось на воздушную стрельбу (пулеметы ШКАС калибра 7,62 мм, УБ калибра 12,7 мм) и авиасвязь (рации РСБ-бис, РСБ-3 бис).

После окончания теоретического курса и успешной сдачи экзаменов нас направили на аэродромы в учебную авиаэскадрилью. Это было в конце сентября – начале октября 1943 года. Базин А.С. и я были направлены на аэродром “Новый Быт” во 2 УАЭ, а Афанасенко П.Т. – на аэродром “Комсомольское” в 3 УАЭ.

Здесь, на аэродроме “Новый Быт”, уже были Мухаметдинов Ризатдин и Грицай Павел. Первый экипаж Ризатдина к моменту нашего прибытия во вторую авиаэскадрилью по какой-то причине распался: то ли летнаб и воздушный стрелок-радист не прошли медкомиссию, то ли отчислены по летной неуспеваемости. Был сформирован новый экипаж: летчик сержант Мухаметдинов Р., летнаб младший лейтенант Грицай П. И, воздушный стрелок-радист сержант Базин А. Сформированный экипаж приступил к выполнению летной программы на самолете СБ. Сдав необходимые зачеты, экипаж был допущен к внеаэродромным полетам в нормальных метеоусловиях.

Здесь, на аэродроме “Новый Быт”, мы, курсанты, жили в большой землянке, спали на одноэтажных нарах. Также вместе ходили в столовую, в наряд (охраняли стоянку самолетов, склады ГСМ и боепитания) и на полеты.

В ноябре 1943 года ряд экипажей, и в т.ч. экипаж Ризатдина, закончил летную программу на самолете СБ, и экипажи были переведены на аэродром “Комсомольское” в 1 УАЭ для прохождения летной программы на самолете ПЕ-2. В начале декабря 1943 года и наш экипаж, закончив программу на самолете СБ, был переведен на аэродром “Комсомольское” в 3 УАЭ. Здесь я снова встретил Прохора Афанасенко. Жили мы здесь также в землянке, а спали на двухэтажных нарах. В конце декабря Прохора Афанасенко перевели в 1 УАЭ для укомплектования экипажа Мухаметдинова, т.к. Алексей Базин медкомиссией был признан негодным к выполнению высотных полетов на самолете ПЕ-2.

Старшина Афанасенко был опытным воздушным стрелком-радистом. Его даже брали в экипажи постоянного летного состава для перегонки новых самолетов ПЕ-2 с Казанского авиационного завода на аэродром ВАУР.

Здесь, на аэродроме “Комсомольское”, мы часто виделись то в столовой, то будучи в наряде или на расчистке стоянок самолетов от снега. Помню Ризатдина молодым, стройным, выше среднего роста парнем со смуглым лицом. Прохор был добродушным человеком с круглым открытым лицом.

В конце 1943 года экипаж Мухаметдинова Р. (Грицай П., Афанасенко П.) закончил летную программу на самолете ПЕ-2. Приказом ВВС КА от 16.01.44 сержанту Мухаметдинову Р. и младшему лейтенанту Грицай П.С. было присвоено воинское звание «лейтенант». Старшина Афанасенко П.Т. был оставлен в прежнем звании.

Двадцать четвертого января 1944 года экипаж был направлен в 47-й гвардейский авиационный полк дальней разведки Главного командования Красной Армии.

Не избежал расформирования и наш экипаж. Летчик не смог вылететь самостоятельно на самолете ПЕ-2 (машина сложная и строгая в управлении, много было


Таким был Прохор Афанасенко незадолго до гибели. Работящий сельский парень… Сколько их навечно осталось в небе, в море, в земле, так и не узнав о Победе, но приблизив ее настолько, что никто и никогда не сможет умалить их вклада в это великое событие.
поломок, аварий и катастроф) и был отстранен от обучения и отчислен из ВАУР по летной неуспеваемости. А мы с летнабом (штурманом) остались без “извозчика”. Долго мыкались по нарядам, пока в мае в ВАУР не прибыли летчики, и мы попали в разные экипажи. Наш экипаж закончил летную программу на самолете ПЕ-2 в августе 1944 года и был направлен в 11-й отдельный разведывательный полк 3-й Воздушной армии 1-го Прибалтийского фронта.

Почему в день гибели экипажа штурманом был не Грицай П.С., а другой, можно объяснить тем, что на первые боевые вылеты в молодой экипаж, как правило, включался один или два опытных летчика с боевым опытом. Грицай П.С. летал на боевые задания в другом экипаже и 5.07.44 тоже не вернулся с боевого задания…”.

По аналогичному сценарию, только на месяц позже, развивался поиск родных Прохора Афанасенко. Полковник Решотка, военный комиссар Омской области, в письме сообщил: “…В результате проделанной работы по розыску родственников старшины Афанасенко Прохора Тихоновича, числящегося в Омской области пропавшим без вести, установлена его племянница Деревенко Александра Николаевна… Выехать на захоронение останков она не может, т.к. является инвалидом”.

Буквально на следующий день пришло письмо от Восточно-Казахстанского военного комиссара подполковника Бегижанова. В нем сообщалось о том, что «в картотеке областной книги “Память” значится Шатский Сергей Гаврилович, 1919 года рождения, уроженец села Вавиловка Шемонайхинского района Восточно-Казахстанской области. Сведения поступили 20.11.1995 г. из ГВК Лениногорска. Родственники и близкие Шатского С.Г. не обнаружены».

Среди родственников лейтенанта Мухаметдинова и старшины Афанасенко весть об обнаружении останков разнеслась быстро. С учетом трудного времени, переживаемого страной, на похороны в Пустошку отбирались достойные кандидатуры, способные преодолеть немалое расстояние – это тоже имеет значение для пожилых людей, – миром собирали деньги на дорогу. Те, кто приехать не мог, писали письма.

“Здравствуйте, Михаил Николаевич! Пишет Вам сестра Прохора Тихоновича… Первым долгом низко кланяемся Вам за вашу работу, за Ваш нелегкий труд, за то, что сообщаете нам очень горькие и в то же время радостные вести о нашем родном брате…

Семья наша была большая, нас было у отца с матерью 8 детей – 4 брата и 4 сестры. Жили в деревне в нищете. Прохор был заводилой среди молодежи, играл на гармошке, которую ему подарил колхоз за хорошую работу. Сначала он работал на молочной ферме и возил молоко на молочный завод. А когда подрос, выучился на тракториста и комбайнера и продолжал работать в колхозе до 1937 года, до призыва в армию. Срочную служил в Монголии, в Улан-Удэ, участвовал в боях на Халхин-Голе в 1938 году. До 1940 года мы с ним не встречались. Лишь в январе сорокового года он приехал в отпуск на два месяца. Выходит, видели мы его тогда в последний раз. Потом мы получали от него письма из Башкирии, из города Давлеканово. С фронта тоже писал, из Смоленска прислал фотографию мне на память. Фотографировался вместе со своими сослуживцами 20 марта 1944 года. Наверное, это его последняя фотография, ведь в конце марта он погиб. В похоронке сообщалось, что это случилось под г. Рига. Мы писали в его часть, хотели узнать о том, как он погиб, но нам ответили, что самолет с боевого задания не вернулся и о летчиках ничего не знают. Писал командир по фамилии Лыткин Н. На том круг и замкнулся.

В Великую Отечественную войну из нашей семьи ушли на фронт все четыре брата: Роман, Иван, Петро и Прохор…”, – сообщала сестра Прохора Тихоновича Прасковья Тихоновна Болотько, благодарила, восхищалась. Затем пришло письмо от племянника Прохора Афанасенко – Михаила Романовича. Он сообщал, что собирается приехать на похороны своего дяди.

Первыми 5 мая в Пустошку приехали супруги Мухаметдиновы – Ясир Ризатдинович и Фаина Александровна. При нашей встрече Мухаметдинов сразу сказал:

– Давайте по-русски. Брата по-русски звали Гриша, а меня – Коля.

Мы сразу поняли, что этот человек расскажет нам все, что помнит и знает. И не ошиблись. Николай Ризатдинович рассказывал и рассказывал:

– Была суббота. Почта пришла во второй половине дня. Нам принесли газету. Развернул – ничего не понимаю… В одном из объявлений моя фамилия – Мухаметдинов. Даже сердце заколотилось, вроде бы ни в какой истории замешан не был… Читаю: “Поисковый отряд “Рубеж”… разыскивает родственников уроженца города Березники лейтенанта Мухаметдинова, погибшего в годы войны…” Брат… Я сразу понял, что это он.

Мне было 7 лет, когда я видел его в последний раз. Однажды он приехал в Усолье, где мы тогда жили, в летной форме. Он шел, а за ним бежала орава пацанов. Тогда все хотели быть летчиками. Потом Гриша уехал в Новосибирск, затем в Давлеканово, в летную школу, позже прислал письмо, фотографию, а потом мы получили извещение, что он пропал без вести.

После войны мать и отец долго ждали его, все не верили, что он погиб.

И я не верил. Ведь были случаи, что и после похоронок солдаты возвращались домой. Я почему-то думал, что его длительное отсутствие связано с выездом в какую-нибудь другую страну, в Австралию, например, и живет там наш Гриша, спрятавшись от Сталина.


Май 1998 года. Перезахоронение останков экипажа.

– Позвольте, а почему Гриша?

– Так его звали в семье, хотя в документах записано Ризатдин. И все друзья, и знакомые, и фронтовые товарищи звали его Гришей, Григорием.

Нас, братьев и сестер, было у родителей десять. Гриша – старший. Высокий, статный, не то, что я… Отец содержал всю семью. У нас был большой дом, работали дружно и жили нормально. Один из братьев, Саша, занимался акробатикой. Помню, отрабатывая сальто, он попросил Гришу спрыгнуть на подкидную доску. Гриша взобрался на забор и спрыгнул вниз, доска подбросила Сашу, он сделал несколько переворотов в воздухе, не рассчитал и воткнулся головой в снег. Откапывали… Саша потом воевал с японцами на Тихоокеанском флоте. Вернулся живой.

Еще помню как Гриша конструировал аэросани. Хотел, чтобы они приходили в движение от мускульной силы человека. Не получилось. Он сокрушался, искал ошибку, но не находил, и решился написать в Москву, конструкторам. Те ответили, что такая конструкция не может приходить в движение от мускульной силы человека не потому, что в ней есть ошибки. Просто ей этого не дано.

Гриша был смелым человеком. Об этом говорит и выбор им профессии летчика, и черты характера, которые проявились уже в юности. Одного из наших братьев обидел местный авторитет Володька по прозвищу Царь. Гриша пришел разбираться, а Царь на него с топором – здоровенный мужик держал в страхе всю округу. Но Гриша не убежал, дал ему в лоб. Царь не ответил, знал, что за Гришу получит от Саши. А Саша-акробат, если обстоятельства требовали, лупил всех без подготовки, но за дело, потому что драться не любил…

Вечером 6 мая приехал племянник Прохора Тихоновича Афанасенко – Михаил Романович. Тоже с Урала, из Омска. И снова была встреча, и был рассказ о другом члене экипажа, о старшине Афанасенко. Он родился в деревне Покровка в Омской области. Службу проходил в Чите. В 41-м, перед войной, был в отпуске. В это же время дома отдыхал другой его брат – Иван. Он тоже приезжал в отпуск и братья, не видевшие друг друга продолжительное время, встретились. Случилось так, что из четырех братьев Афанасенко погибли именно они – Прохор и Иван.

– О своем дяде я знаю только по рассказам, что сохранились в нашей семье, – вспоминал Михаил Романович. – После войны его младшая сестра, Прасковья Тихоновна, тоже не верила извещению, попыталась искать своего брата, но безуспешно.

И никто не думал, что через 53 года мы точно узнаем о его судьбе. А ведь знаете, когда я ездил к теткам, сестрам моего отца и дяди Прохора, одна из них сказала, что за неделю до того, как поступило известие о розыске старшины Афанасенко, ей начал сниться Прохор. И снился до тех пор, пока она не получила газету с объявлением о розыске его родных.

…7 мая 1998 года. В Пустошке на братском кладбище хоронили экипаж ПЕ-2. В этот же день в районном историко-краеведческом музее открылась выставка предметов, найденных поисковым отрядом “Рубеж” на полях сражений Великой Отечественной войны. Среди экспонатов стенда, посвященного экипажу, пустошане и гости города впервые увидели вещи, принадлежавшие Мухаметдинову, Шатскому, Афанасенко, и услышали рассказ о том, какими трудными были поиски имен летчиков и их родственников, и как эти поиски благодаря труду Михаила Николаевича Романова увенчались успехом. А впереди еще один поиск.

Однажды мне позвонили из деревни Житниково.

– Валентина Яковлевна, – представилась женщина и рассказала о том, что знает место, где похоронены летчики. – Это в Неведро, на кладбище, прямо у входа. Хорошо бы памятничек поставить.., – намекнула она.

Месяца через два после разговора с Валентиной Яковлевной на прием к Главе района с аналогичной просьбой пришел мужчина, проживающий в деревне Шалахово.

– На кладбище в деревне Неведро похоронена семья партизана Худоярова, надо могилку в порядок привести да памятником или крестом то место отметить...

– А о летчиках Вы ничего не слышали? – спросил я. – Слышал, – выпалил он. – Когда самолет падал, мы с мамкой под берегом речки прятались и видели как позже мимо нас, совсем близко, проходил летчик, приземлившийся на парашюте.

Так что на кладбище похоронен не весь экипаж...

Мой рассказ о погибшем самолете нисколько не удивил Романова.

– Знаю, – коротко ответил он, – ищу. Там два экипажа упало в течение одного месяца. Все железо давно растащили, копать бесполезно. В общем, ищу через архив, сопоставляю...