Начало этой истории тоже связано с воспоминаниями очевидцев, но воспоминания те уходят в шестидесятые годы прошлого столетия, к 20-летию празднования Великой Победы. Тогда в одном из предпраздничных номеров районной газеты «Вперед» житель деревни Щукино Алексей Митрофанов вспоминал о своей встрече в годы войны с советским летчиком:
«Октябрь 1943 года. Я проживал на временно оккупированной гитлеровцами территории в деревне Турушино Щукинского сельсовета. Однажды собирал хворост в лесу около деревни и повстречал обросшего бородой, в залатанной шубенке и рваной шапке незнакомого человека. На вид ему было лет 50 с лишним. Неизвестный с опаской подошел ко мне, спросил, нет ли немцев в деревне, потом попросил принести хлеба. Я предложил ему пойти со мной, так как немцев в деревне не было, и я смог бы покормить его. Незнакомец пристально посмотрел на меня:
– А не продашь полицаям?
Я ответил, что не знаю, кто он и зачем здесь, но я же русский и он русский. Слезы показались на глазах незнакомца. Он распахнул полы рваной шубы. Под шубой была зеленая командирская гимнастерка, перетянутая ремнем, погоны с двумя маленькими звездочками на каждом, на ремне висели пистолет и шлем летчика. Мы обнялись. Я скрытно провел его к своему дому, так как недалеко от деревни стоял небольшой отряд австрийских солдат, и они часто наведывались в деревню в поисках съестного. Звали летчика Василий Петрович Шелыганов.
По боевому заданию они с напарником октябрьской ночью 1943 года вылетели в район города Холма, чтобы доставить груз партизанам. Но в назначенном месте партизанских костров не оказалось. Сделав два круга и развернувшись, самолет пошел обратно. Уже брезжил рассвет, густой туман окутал небо и землю. Они снизились и попали под огонь фашистских батарей. От прямого попадания машина загорелась, летчики выбросились с парашютами. Приземлились удачно, сбросили парашютные лямки, сразу же пошли в глубь леса. Друзья пытались прорваться через линию фронта, но неудачно, в перестрелке погиб друг Шелыганова. Девятнадцать дней скитался летчик по глухим лесам. Три дня прожил у меня желанный гость, снявший к тому времени свою бороду и превратившийся из бородатого старика в двадцатисемилетнего офицера Красной Армии. На четвертую ночь я провожал его к партизанам 4-й Калининской бригады. На прощанье мы поклялись разыскать друг друга после окончания войны. Кончилась война, и помня данную другу клятву, я долго разыскивал его на родине, в Горьковской области. Во многих местах побывали мои письма, но так ничего не удалось узнать. Хочется верить, что своего друга найду. Моя просьба ко всем читателям газеты «Вперед»: если кто-нибудь знает о судьбе этого летчика, прошу написать об этом».
На том поиск Алексея Митрофанова завершился.
Но тема эта обозначила себя еще раз по прошествии пятидесяти пяти лет со дня окончания Великой Отечественной войны, и взялся за нее поисковик Романов потому, что она соответствовала теме его поиска – летчики в годы войны. Зацепка была – фамилия, имя, отчество летчика. Оставалось установить, вернулся ли он с войны и какова его дальнейшая судьба. Эти вопросы нацеливали на поездку в архив, но архив – дело серьезное и дорогое. Очередная поездка туда была назначена через месяц, поэтому Михаил Николаевич решил проверить еще один факт, указанный Алексеем Митрофановым в 1965 году в своей заметке о встрече с летчиком. Митрофанов писал, что он отвел летчика к партизанам, в четвертую бригаду. Мы с начала поиска надеялись на то, что в воспоминаниях бывших калининских партизан найдем подтверждение этому факту. Мы исколесили всю северную часть Пустошкинского района, разыскивая тех, кто партизанил в Четвертой Калининской, но так и не нашли никого, кто бы на наш вопрос ответил утвердительно: да, я знал такого летчика и видел его в партизанской бригаде. Одна жительница деревни Турушино, Анна Степановна Шиботовская, подтвердила, что летчик этот действительно был в деревне, что Леша Митрофанов приводил его домой, к матери, и летчик жил у них, а когда немного окреп, ушел в партизаны.
Казалось, это направление поиска уже не может увенчаться успехом. Но помог случай, приведший нас в музей города Себежа. Случай был рожден, можно сказать, любопытством: сели в машину, приехали, заглянули в музей, а там фотография. А на фотографии он – Шелыганов В.П., а под фотографией надпись: «Спецгруппа Доценко, январь 1944 года». Вот тогда поисковик Романов начал искать следы летчика в 4-й Ленинградской партизанской бригаде и подтвердил, что Василий Петрович Шелыганов проходил в ней службу с 26 октября 1943 года до самого расформирования. И был Шелыганов командиром партизанского отряда.
Одновременно шли поиски капитана Петика. Именно такую фамилию, по данным архива, носил летчик, который был вместе с Шелыгановым на самолете ПЕ-2. Романов не терял надежды, что он остался жив, потому что всякое случалось на войне. Поисковик Романов знал много случаев, когда люди «возвращались с того света», потому что после похоронок находил этих людей живыми. Он надеялся. И надежды оправдались. Правда, поиски капитана Петика не сразу увенчались успехом, но из архивных данных поисковик Романов узнал, что Петик действительно вернулся с войны. Об этом рассказала послужная карточка летчика:
«Капитан Петик Яков Павлович, 1915 года рождения, находился в плену с 15 октября 1943 года по 23 апреля 1945 года, женат, место рождения: Сталинградская область, Самойловский район, село Вознесение. Находился в плену: лагерь летчиков в г. Лодзь, лагерь 4-А в Людвигсбурге, лагерь в Мюльбирге.
Состоит на учете в Казанском РВК Николаевской области – 1946 год.
Здесь же, в архиве, Михаил Николаевич Романов обнаружил наградной лист на старшего лейтенанта Шелыганова В.П.:
Наградной лист
Краткое конкретное изложение личного боевого подвига или заслуг:
В полку находится с 3.3.43 г. В Отечественной войне принимает участие с 10.6.42 г. За время Отечественной войны совершил 98 боевых вылетов. Из них на самолете ПС-84–30, Р-5–50, и днем на самолете ПЕ-2–18.
За совершенные им первые 30 успешных боевых вылетов был награжден орденом Красной Звезды, после последнего награждения он совершил 68 б/вылетов, из них 50 ночью на самолете Р-5 и 18 днем на самолете ПЕ-2. За совершенные боевые вылеты эскадрильей уничтожено: артиллерийских батарей – 3, автомашин с боеприпасами и грузами – 1, вызвано очагов пожаров – 18, из них сопровождались сильными взрывами – 4. Подавлен огонь ЗА двух батарей. Вывезено из тыла противника раненых партизан – 13 человек. Доставлено партизанам 2300 кг боеприпасов. Результаты его боевой работы подтверждаются фотопланшетами № 766, 689, 801, 875, 903, 904 и истребителями прикрытия. При совершении им боевых вылетов проявлено мужество, отвага. Так, 7.10.43 г. при выполнении б/задания в сложных метеоусловиях на самолете Р-5 ночью был сбит ЗА противника в тылу врага. Пробираясь через болота и леса он отыскал 4-ю Ленинградскую партизанскую бригаду, где продолжал громить врага налетами своего партизанского отряда будучи командиром отряда. (Данные подтверждает справка Ленинградского штаба партизанского движения от 03.44 за №08). После соединения партизан с наступающими частями Красной Армии он возвратился в свою часть и продолжает выполнять б/задания.
14.9.44 г., будучи ведущим группы из 9 самолетов ПЕ-2, бомбардировал населенный пункт Малткрогс, где находилось скопление живой силы и техники противника. Несмотря на сильный огонь ЗА группа была выведена точно на цель и сбросила бомбы. В результате бомбометания уничтожена 1 батарея и вызвано 3 очага пожара, сопровождаемые сильными взрывами (результат подтверждается фотопланшетом № 765).
16.9.44 г. в составе 9 самолетов ПЕ-2, ведущих бомбометание артпозиций и живой силы пр-ка в р-не Озельмуйта, западнее ската высоты 262, что 1 км западнее Эргли. При подлете были обстреляны сильным огнем ЗА пр-ка. Несмотря на заградительный огонь, тов. Шелыганов вывел девятку на цель, которую бомбардировал. В результате бомбометания уничтожено 3 дома, одна батарея. Экипажи наблюдали 2 сильных взрыва и большое количество очагов пожаров (результаты подтверждаются фотопланшетом и истребителями сопровождения). За отличное выполнение б/заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество представляю к правительственной награде – ордену «Красное Знамя».
Командир 373 БАП м-р Постнов.
25 сентября 44 г.
За совершение тов. Шелыгановым после последнего награждения 68 б/вылетов из них 50 ночью на самолете Р-5, 18 днем на самолете ПЕ-2 достоин награждения правительственной наградой орд. «Красное Знамя».
Ком. 188 БАФ, полковник Пушкин.
А Романов тем временем искал родных Петика и Шелыганова. Из Широковского военкомата Днепропетровской области ответили, что родственники капитана Петика на территории района не проживают. Тот же ответ прислали и с места проживания капитана после увольнения в запас. Следы Петика затерялись. Романов приступил к поиску родных Василия Шелыганова.
Цепочка поиска по установлению судьбы летчика начала строиться. Архив Министерства обороны сообщил о том, что в послужной карточке полковника Шелыганова Василия Петровича записано: «26.9.58 г. уволен в отставку и направлен на учет в Липецкий ГВК». Чуть позже военком Липецкой области генерал-майор Загитов сообщил о судьбе полковника Шелыганова: «…умер 14 августа 1992 года. Его жена умерла в январе 1998 года…». Ответ из военного комиссариата не был отпиской. В обширном письме сообщалось о том, что невестка и жена отважных летчиков хранит в семейном архиве дневник Василия Петровича Шелыганова и готова поделиться воспоминаниями о нем. Читатель, наверное, обратил внимание и задумался над загадкой родственных связей в семье Шелыгановых, потому развею сомнения: все верно, Любовь Михайловна Шелыганова была невесткой Василия Петровича и женой Петра Васильевича Шелыганова, сына Василия Петровича, тоже летчика, погибшего в 1986 году в Липецке при выполнении показательных полетов. И вообще, оказывается, летчики Шелыгановы – это была династия.
Матвей Шелыганов, брат Василия Петровича, в 1934 году принимал участие в спасении челюскинцев. Он был штурманом в экипаже Н.П. Каманина…
Матвей Петрович Шелыганов родился в ноябре 1907 года в Коннове Горьковской области. В раннем его детстве родители переехали в поселок Коннаковку Первомайского района. В 1929 году Матвей закончил среднюю школу и стал работать электриком в электроцехе Первомайского механического завода. Уже тогда им овладела мечта быть летчиком. Почти как Ломоносов, без куска хлеба, добрался он до Москвы, предъявил комсомольскую путевку и стал курсантом Кремлевской школы летчиков. Окончил ее и, пройдя специализацию по штурманскому делу, был направлен служить на Дальний Восток. Именно там в полетах над бескрайней тайгой и сопками Матвей Шелыганов отточил штурманское мастерство.
Если принимать во внимание факт, что связи с землей тогда не было, от штурмана зависело многое. И в отряд Каманина Матвей Шелыганов попал не случайно, а благодаря своему штурманскому мастерству. Сначала в спасении людей участвовали 3 самолета Р-5, затем отряд пополнился одним АНТ-4 и еще одним самолетом Р-5, а Матвей Шелыганов стал главным штурманом экспедиции. Спасали людей, перевозили собак. Полеты были трудными, о них Каманин писал: «…но на душе у меня было спокойно: Шелыганов со мной – значит лагерь найдем».
За спасение челюскинцев Матвей Шелыганов был награжден орденом Ленина. Затем, уже во время войны и после, Матвей Петрович Шелыганов был награжден двумя орденами Ленина, двумя орденами Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды, орденом Отечественной войны, медалями. Службу закончил в звании генерал-майора.
Везло Романову на добрых людей и сейчас везет. Что ни поиск, то обязательно найдется человек, готовый поделиться воспоминаниями. В этом поиске таким человеком была Любовь Михайловна Шелыганова. Благодаря ей мы стали свидетелями тех событий, которые произошли в 1943-44 годах и были изложены в дневнике летчика Василия Шелыганова. Но чтобы иметь более полное представление об этом человеке, сначала приведем несколько строк биографии.
Родился Василий Петрович Шелыганов в 1919 году в деревне Коннаковка Первомайского района Горьковской области. В семье было 8 детей. В 1941 году, в марте, он был зачислен слушателем Первой Рязанской Высшей школы штурманов. С мая 1942 года – стрелок-бомбардир 617-го авиаполка ночных бомбардировщиков. С марта 1943 года – штурман звена 373-го авиаполка ночных бомбардировщиков, с мая – штурман авиаэскадрильи. С 8 октября 1943 года – командир отряда 4-й Ленинградской партизанской бригады. Затем, с 18 марта 1944 года, снова штурман авиаэскадрильи 373-го бомбардировочного авиаполка, а с марта по ноябрь 1944 года – слушатель Полтавской Высшей офицерской школы штурманов. После войны В.П. Шелыганов служил в истребительной авиации и уволился в запас в 50-х годах в звании полковника.
О времени, когда Василий Шелыганов попал в партизанский отряд, летчик написал в дневнике так: «3 марта 1943 года нас, 5 штурманов, перевели на усиление в 373-й авиаполк на самолеты Р-5. Этот полк был сформирован из инструкторов-летчиков в Челябинске. Нас туда перевели как уже опытных, полетавших в данной местности штурманов. Меня и друга Милецкого В.М. зачислили на должности штурманов звена. Моим командиром звена был Саша Мосиёнок, хороший летчик, добрый, отзывчивый, всегда веселый, с чувством юмора. Мы с ним как-то быстро слетались, поняли друг друга, поверили в силы и возможности. Он тоже погиб.
Нам довелось много выполнять боевых вылетов на разведку, выброску десанта, боеприпасов партизанам. Выполняли полеты с посадкой на аэродромах у калининских партизан в населенном пункте Селявщина. Доставляли им оружие, боеприпасы, обмундирование и медикаменты, а от них вывозили раненых бойцов. Однажды после размещения раненых партизан по люлькам (они находились в нижней плоскости ближе к консоли) я прошел сзади хвостового оперения и хотел сесть в кабину, как слышу меня окликнули и попросили подождать. Обернувшись, увидел как один партизан нес туго набитый мешок, два автоматчика его сопровождали. Партизаны подошли ко мне и сказали: «Возьмите этот мешок, в нем деньги, собранные партизанами на танковую колонну. Передайте их Родине!» Мы обменялись рукопожатиями и объятиями...
В ночь с 7 на 8 октября 1943 г., выполняя боевое задание по доставке боеприпасов партизанам, севернее Великих Лук (озеро Полисто) над болотом были сбиты. Очевидно, пробили радиатор, вода вытекла, из выхлопных патрубков мотора посыпались красные искры горящего масла, запах которого до сих пор вызывает мурашки по коже.., мотор остановился. Мы с командиром авиаэскадрильи капитаном Петиком покинули самолет на парашютах, приземлились в болото. Обсудили план, решили переходить линию фронта и пошли в юго-западном направлении. Когда подошли вплотную к линии фронта, я дал знак рукой Петику – «пошли обратно». Перед разворотом нас сильно обстреляли. Грязью от очереди пуль залепило лицо, дотронулся рукой до Петика – он молчал. Подумал, что он убит. Вытащить его не было возможности… Наступал рассвет, я принял решение уходить в болото. Отполз метров на 20 – 30, оглянулся – еле заметное черное пятно было на том же месте… Около него ходили фрицы. Петик был одет в кожаное пальто черного цвета (реглан), который его сильно демаскировал. Не теряя времени я стал уходить в глубь болота – единственное спасение. Одет я был в комбинезон цвета хаки, который меня очень здорово маскировал. Буквально через 2–3 часа над болотом на малой высоте целый день летала «рама» (немецкий разведсамолет). Приходилось по горло прятаться в болото.
Продвигаюсь по болоту пятый день. Силы значительно ослабли, питался только клюквой. Видимо от слабости в ушах и голове шумело, слышны были крики домашних животных – лошадей, коров, лай собак, разговор людей и т.д. Из носа пошла кровь, ноздри заткнул клюквой. Кровь скапливалась во рту, начал ее глотать – вырвало сгустками крови. Для того, чтобы найти и сорвать клюкву, требовалось приложить большие усилия, в первую очередь ее увидеть, потом сорвать, зрение моментально мутнело.
Утром на шестой день я услышал ржание лошадей и пение петуха. Приняв это за галлюцинации, не придал значения, однако, вскоре голос петуха услышал повторно. Пришлось напрячь слух и зрение, чтобы рассмотреть сторону, откуда было слышно пение. Через некоторое время с большим трудом рассмотрел горизонт, увидел примерно через 1,5–2 км высокий лес. Это был край болота! Напрягая последние силы, пополз по болоту в этом направлении. К закату солнца мне удалось выбраться на место, где нога тонула только до колена! Пройдя еще немножко почувствовал, что почва стала твердой. По окраинам маленьких болотцев с водой фрицы охотились на уток, было много разбросано стреляных гильз. Меня это насторожило. Пройдя еще немножко, заметил лошадей. Разглядел все внимательно, увидел старика, сидящего на пне. Тихо подошел к нему (он не слышал) и спросил его: «Дедушка, нет ли у тебя хлеба?» Дедушка очень резко встал, испугался моего присутствия, потом тихо заговорил: «Милый сынок, летчик, нету у меня и крошки хлеба. В деревне (Ямы) у нас немцы. Идем, я тебя положу в стог сена, а завтра утром принесу тебе поесть».
Дедушка взял меня под руку, помог дойти до стога сена, выбрал углубление, положил на сухое место, прикрыл сверху сеном и ушел. Сон в эту ночь на сухом сене для меня был мгновеньем! Когда он пришел утром и начал меня тихо звать, мне показалось, что он только что ушел, а ведь прошла длинная осенняя ночь!
Осторожно убрал сено, держа наготове наган, осмотрел все кругом. Дедушка улыбается, разворачивает узелок, в котором была бутылка молока, семь вареных картофелин в шкурке и кусочек хлеба. Дедушка пригласил меня поесть, рассказал мне обстановку и посоветовал, в какую сторону лучше идти к партизанам. Съел 3 картошки, кусочек хлеба, отпил полбутылки молока и у меня моментально начали видеть глаза, на всю глубину до горизонта! Стал хорошо слышать! Пропали все шумы и крики. Петух и дедушка спасли меня!
Затем двинулся в западном направлении. Подошел к железной дороге около местечка Локня. Решил подойти поближе, посмотреть движение, разведать место перехода через железную и шоссейную дороги, которые сильно охранялись. Еще издали я заметил небольшие стожки сена, начал к ним приглядываться. Никто там не ходил, никого не видно было, предположил, что это сено для лошадей фрицы заготовили. Движение по дорогам почти отсутствовало. С наступлением темноты движение оживилось, прошло несколько железнодорожных составов, а по шоссе шли непрерывно танки, крытые машины больших размеров, тягачи и прочая техника. Все двигалось на север. Пришлось подождать часа 2, затем в движении были большие перерывы, я воспользовался ими, перебежал «железку», двигался вдоль узкого заросшего травой ручейка. Когда подошел к шоссейной дороге, увидел у маленького мостика двух фрицев, они разошлись от моста в разные стороны. Подождал немного, они опять сошлись, о чем-то поговорили и снова разошлись. Когда они удалились, перескочил дорогу и продолжал следовать на запад. Осторожно двигаясь, не обращая внимания на эти стожки, прополз их, и они уже были сзади метров триста, а впереди, метрах в пятнадцати, были мелкие кустики высотой примерно до двух метров. Решил подняться, как вдруг из ямы встает фриц и кричит: «Хальт! Пароль!» Был он в метре от меня. В упор я выстрелил в него, моментально пошли вверх осветительные ракеты. Они непрерывно висели в воздухе, и шла интенсивная стрельба из автоматов. При хорошем освещении разбег у меня был небольшой, птицей перепрыгнул через проволоку… Остановился, вижу – трассы слева и справа, из пулеметов стали бить по кустам, сюда больше «вешали» осветительные ракеты. По хорошо освещенной местности пробежал метров 500, осмотрелся, фрицы начали еще больше «косить» из пулеметов кустарник, мне стало легче, глубоко вздохнул, достал последнюю корочку дедовского хлеба и на радостях съел. Какое было удовлетворение, перекусив, затянуться табачком, наблюдать беспорядочную круговую стрельбу немцев.
Всю эту ночь шел на запад, к рассвету оказался в поле, кругом пусто, никаких селений, никого нет... Пока я выбирался на небольшую возвышенность, чтобы осмотреть окрестности, совсем рассвело. Было хорошо видно вокруг – нигде никаких домов. Спустился в низинку, забрался в копну сена, так решил провести день.
Проснулся от звука сенокошения, осторожно разгреб сено, осмотрелся и увидел метрах в ста косца, подполз к кустарнику и оказался в тылу у него. Тихо подошел и спросил: «Дед, что это за деревня?» От неожиданности он отскочил в сторону, повернулся ко мне и показал свою противную рыжую-рыжую бороду, злые выпученные глазки, смотрящие на меня в испуге. Попросил у него хлеба, он ответил – нет, сбегаю домой, будь здесь – принесу, а сам отошел еще дальше и бегом, бросив косу, убежал за холмик.
Не доверив этому подозрительному типу, я ушел дальше на запад в лес. Позже мне партизаны говорили, что это был полицай – продажная шкура.
Затем я встретил маленькую группу партизан. Они доставили к комбригу Бабачкову Георгию Федоровичу. По прибытии в партизанскую бригаду я дал телеграмму на большую землю о себе в полк. Был получен ответ: «За Шелыгановым прибудет самолет. Используйте его для подбора посадочных площадок». Несколько площадок пришлось заблокировать, т.к. они не обеспечивали безопасность. Одну площадку мы подготовили с большим трудом, но погоды для прилета все не было и не было…
Как-то днем при хорошей погоде к нам прилетел самолет ПЕ-2 и примерно с высоты две тыс. метров сбросил 2 грузовых мешка на парашютах. Один мешок разбился. Принесли в дом содержимое мешка, разложили на пол. Обнаружили патроны к автоматам ППШ, некоторые получили повреждения. Пришлось осматривать каждый патрон. На этой работе было занято партизан десять. Между ними бегал мальчик четырех–пяти лет, очень энергичный, подвижный, веселый, краснощекий малыш. Отец его был партизан – погиб в бою, матери тоже не было, он жил с бабушкой. Вечером мальчику стало плохо – побледнел, наступила рвота, жаловался на боль в желудке, плакал. Я предложил отпаивать молоком, но в этой деревне не было коров, послали в другую. У мальчика оказалась высокая температура. Привезли молоко, начали давать ребенку. Молоко оказало свое благотворное действие, вскоре у мальчика вышел окислившийся деформированный патрон. Никто не заметил, когда он его проглотил. Целый день мальчик лежал, ему было плохо. Вечером прилетел самолет ПЕ-2, летчик спросил: «Где Шелыганов? Я прилетел за ним, быстрее садитесь, а то погода портится». Уступив место бабушке с больным внуком, сам остался у партизан ожидать следующего рейса. Очередного рейса я так и не дождался».
Знал ли Шелыганов, что Петик остался жив? Конечно, знал. Скорее всего эта весть дошла до него после возвращения Петика из плена. Вероятно, компетентные органы разобрались в этом случае и сделали соответствующие выводы. И если Василий Шелыганов продолжил службу и дослужился до полковника, значит, не нашли в его действиях ничего предосудительного. Да и не мог Шелыганов оставить живого товарища, не таким он был человеком. А от ошибок никто не застрахован. Особенно в постановке диагноза в период боя.
Следы Петика поисковик Романов нашел на Украине в Николаевской области, где бывший летчик работал после войны директором инкубаторной станции.
Учетная карточка из архива пролила свет на военную службу Якова Павловича.
Девятого мая 1943 года он был награжден орденом Отечественной войны второй степени. В то время Я.П. Петик командовал эскадрильей, которая не только бомбардировала военные объекты врага, но и доставляла оружие партизанам, вывозила раненых на «большую землю».
У капитана Петика был перерыв в армейской службе с октября 1943 года до апреля 1945 года – плен.
Обстоятельства, связанные с тем временем изложила в своем письме дочь Якова Павловича – Елена Яковлевна:
«...В плену, как летчика и офицера его поместили в карцер, и только благодаря одному человеку, французу по национальности, он остался жив, просто удалось переодеться в снятую с мертвого узника одежду, а на него одеть свою. Так удалось вывести отца из карцера. А вскоре наши войска освободили лагерь...
По окончании войны отец проходил проверку где-то под Москвой. Ему восстановили звание, вернули награды и он снова продолжил службу, но недолго, так как в сорок шестом или сорок седьмом году был комиссован по болезни и переехал на Украину. Очень переживал, что не может летать. В 1960 году был признан инвалидом, а 30 мая 1964 года в возрасте 49 лет умер. После смерти отца я по чистой случайности познакомилась с человеком, который воевал с ним. Это был житель Харькова Ион Германович Кушнирук, заведующий кафедрой иностранных языков Харьковского государственного института культуры. Он передал мне несколько фотографий с моим отцом, считая, что я на них имею право...»