В треугольнике озер

Если посмотреть на карту Пустошкинского района, в северной его части можно увидеть три озера, расположенные близко друг к другу и являющиеся вершинами равностороннего треугольника. Помнится, М.Н. Романов, разгадывая тайны этого «бермудского» треугольника, метался между трех озер и найти его было нелегко.

– Уехал на озеро, – обычно говорила его мать, – а на какое точно – сказать не могу: Кряковское, Осно или Ципиля.

Поздней осенью 1993 года в районе озера Осно оказались аквалангисты Московского подводного центра во главе с руководителем Владимиром Ивановичем Близнюком. Ярко светило солнце, погода благоприятствовала погружению. Накачали надувную лодку, подаренную Центру самим Кусто, и приступили к работе. Постепенно со дна озера были подняты обгоревшие стекла кабины, прибор, рация, бронелист с цифрами 7181.


Старший лейтенант
Стадниченко Н.К.

– Мне так хотелось нырнуть.., – признался Романов, – вода чистейшая, у ребят все получается легко и просто. Чем я хуже? Да и пригодился бы такой опыт в будущем... Но не решился.

Двигатель интересовал Романова больше всего. И когда на следующее лето удалось его вырвать из песка, Романов был рад больше всех. Там, где крепится магнето, был выбит номер 253936. Вот что удалось установить в результате поиска.

Штурмовик ИЛ-2, номер 1877181 с двигателем номер 253936, поступил в 825-й штурмовой авиаполк 225-й авиадивизии с восемнадцатого завода города Куйбышева 17 января 1944 года. А 10 марта 1944 года был сбит зенитной артиллерией противника. Архивные данные подтверждают списание самолета 11 марта 1944 года в связи с его падением и гибелью экипажа. Так постепенно начал раскручиваться клубок всевозможных фактов, связанных с именами летчиков. От двигателя – к самолету. От самолета – к экипажу. А в экипаж входили пилот старший лейтенант Стадниченко Николай Карпович, 1917 года рождения, уроженец Полтавской области, и воздушный стрелок старший сержант Хохлов Федор Иванович, 1922 года рождения, уроженец Куйбышевской области.

Для полной уверенности следовало сопоставить архивные данные со свидетельствами очевидцев. Они немного не совпадали. Сторожилы, хоронившие летчика, говорили, что был он в звании лейтенанта, а здесь – старший лейтенант.

Снова тома архивных дел, справки… Один из документов пояснил все. Оказывается, Николай Карпович Стадниченко до службы в армии был агрономом, затем в 1941 году окончил Ботайскую военную авиашколу имени А. Серова. После окончания школы, 15 марта 1941 года, ему было присвоено воинское звание «сержант». Лейтенантом он стал в 1943 году уже будучи командиром звена. Документы на присвоение Н.К. Стадниченко звания «старший лейтенант» пришли 12 марта 1944 года, через два дня после его гибели. Вот поэтому в списках потерь он значился уже старшим лейтенантом, а хоронившие его мирные жители утверждали, что на погонах летчика были две звездочки.

Орденом Красного Знамени Н.К. Стадниченко был награжден 26 июля 1943 года на Брянском фронте. Строки из наградного листа говорят о боевых делах летчика так:

«20 июля 1943 года т. Стадниченко вылетел на боевое задание в район шоссейной дороги Орёл–Мценск в качестве ведущего группы на штурмовку скопления танков и мотомехвойск противника. Несмотря на сложные метеоусловия и сильный зенитный огонь, которым была прикрыта цель, на поврежденном самолете смело атаковал скопление танков и автомашин противника, уничтожив 4 автоцистерны с горючим, 2 орудия зенитной артиллерии и до 30 солдат и офицеров противника».

О героизме летчика говорят строки из другого наградного листа, согласно которому он получил еще одну награду – орден Отечественной войны первой степени:

«…За время пребывания на фронте с июля 1943 года в составе 825 ШАП произвел 31 успешный вылет на штурмовку живой силы и техники противника на самолете ИЛ-2…

3 февраля 1944 года был ведущим пары в группе из шести самолетов. В районе севернее Насвы в сложных метеоусловиях (высота 75–120 метров и видимость 1–2 км) при сильном огне зенитной артиллерии в течение 15 минут смело штурмовали отходящие войска противника и уничтожили 3 автомашины, 2 повозки с грузом и до 25 солдат и офицеров противника… Над полем боя вел себя смело и отважно…»

К сожалению, о воздушном стрелке старшем сержанте Хохлове мы знаем очень мало. «10 марта 1944 года подбит зенитной артиллерией противника над целью в районе г. Пустошка. Судьба неизвестна», – так написано о нем в книге безвозвратных потерь. Теперь можно дополнить: судьба, место гибели и захоронения известны. Но поиск в этом направлении не завершен, он просто перешел на другой уровень и ориентирован на установление родственников погибших летчиков, а место его в разряде значимости занял новый.

По данным архива 10 марта 1944 года в районе Пустошки был сбит еще один штурмовик. В составе экипажа были пилот сержант Пивоваров Алексей Иванович, 1922 года рождения, призван из Горьковской области, и воздушный стрелок сержант Потапов Виктор Алексеевич, 1921 года рождения, призван из Калининской области.

Что касается судьбы воздушного стрелка Потапова, то он остался жив. Правда, сведений об этом не было в райвоенкомате до самой его смерти в 1993 году. И лишь когда по просьбе Михаила Николаевича начали проверять эти сведения более тщательно, обнаружилось, что Виктор Алексеевич Потапов до сентября 1945 года проходил службу в 825-м штурмовом авиаполку, а в сентябре того же года – в 638-м авиаполку ночных бомбардировщиков. В тот день, 10 марта 1944 года, сержанта Потапова выбросило из самолета при падении, и он чудом остался жив, а на родине получили извещение о его гибели.

Сержант Пивоваров погиб. Он сгорел вместе с самолетом. При жизни Виктор Алексеевич Потапов часто вспоминал своего боевого друга, сокрушался: «Я вот жив остался, а Леша погиб…».

В тех же краях, но немного раньше, произошел аналогичный случай с советским истребителем. Об этом факте около десяти лет назад рассказал Михаилу Николаевичу старожил тех мест, один из очевидцев падения самолета. Он вспоминал:

– Восьмого марта 1944 года, под вечер, точно помню, тогда на Кряковской горе дрались гвардейцы матросовского полка, немцы спешно отселяли нас в свой тыл. Кругом суета, суматоха, и вдруг самолет в небе, а за ним шлейф черного дыма. Так и рухнул на землю, на лед то бишь, прямо на озеро Ципиля. Наш, ястребок. Упал, значит, и горит, а летчика на снег выбросило всего обгоревшего. Стали старики просить, чтоб немцы похоронить разрешили. Те не противились, и на берегу мы его похоронили.

В 1994 году при проведении Вахты Памяти на берегу озера были найдены останки. Все говорило о том, что принадлежали они летчику, так как сохранились обрывки одежды, присущие летному составу Красной Армии. Останки похоронили в одной могиле с останками экипажа ИЛа, сбитого у деревни Осно, а на памятнике появились выгравированные фамилии летчиков, чьи имена к тому времени были уже известны. Для имени третьего оставили место на лопасти винта, которая стала обелиском, и начался поиск. Длился он два года. Михаилу Романову, проводившему его в Центральном архиве Министерства обороны, пришлось изучить немало материалов, пока в руки ему не попались документы, где сохранились все даты и факты, прояснившие обстоятельства гибели летчика.

Оказывается, 8 марта 1944 года шестерка ИЛов из 810-го ШАП вылетела на штурмовку войск и техники противника в район деревень Красное–Волочагино. В 15 часов 23 минуты на прикрытие ИЛов вылетела шестерка истребителей ЯК-9. В районе цели был отмечен сильный огонь зенитной артиллерии противника, и наши самолеты возле деревни Ануфриево были атакованы парой «Фокке-Вульфов». При отходе от цели пара – ведущий лейтенант Гулицкий и ведомый сержант Жильцов – попала в облачность, при выходе из которой ведомый не обнаружил своего ведущего. Так в акте расследования причин летных боевых потерь этот случай объясняет командир 431-го авиаполка Герой Советского Союза подполковник Зайцев. Оперативная сводка также подтверждает, что 8 марта в районе Ануфриево проведен один воздушный бой, и с боевого задания в тот день не вернулся лейтенант Гулицкий, 1915 года рождения, проживавший в Минской области. Эти данные из книги безвозвратных потерь и легли в основу поиска родных летчика.

Первым было получено письмо из Копыльского райвоенкомата Минской области, где сообщалось, что родственники погибшего в годы войны лейтенанта Гулицкого Александра Макаровича на территории района не проживают, но живы его сестра и дочь.

В День Победы, когда май вовсю бушевал черемухой, мы встречали дочь летчика Гулицкого. Она приехала из Черновцов, где живет и работает, хотя уже на пенсии. Чувствовалось волнение, которое охатило эту женщину, едва она ступила на перрон.

Родилась она в сороковом году и знает отца лишь по фотографии.


Летчик А. Гулицкий с женой.

– Все думали, что он погиб в Белоруссии, – рассказывала Нила Александровна по пути в гостиницу, – а оказалось вот где, на Псковщине. Семья, в которой родился отец, была большая – семеро детей: четыре брата и три сестры. После Отечественной войны никого из мужчин не осталось. На финской погиб старший брат отца. Младший был партизаном. Его схватили фашисты, когда он выполнял задание в родной деревне Тимковичи. Там он и похоронен. А двое – Иван и Александр – во время войны пропали без вести. Судьба отца теперь известна…

О самолете, который, по свидетельствам местных жителей, лежал в озере Кряковском, ходило много рассказов.

Говорили, будто весной 1944 года на лед Кряковского озера упал сбитый фашистами советский самолет, а через некоторое время, когда лед растаял, вернувшиеся на пепелища местные жители вытащили из озера тело летчика и похоронили на берегу.

В другом повествовании об этом случае сказано то же самое, но фигурирует дополнение – на руке летчика были именные часы, а на них гравировка с фамилией. Были при погибшем и документы, которые со временем затерялись среди бумаг сельсовета, а может и военкомата…

После войны желание вытащить самолет имели многие, но возможностей, а может и серьезной напористости и сил тогда не хватило. Поломали крылья, оторвали хвостовую часть фюзеляжа – и все. Теперь предстояло добраться до кабины и узнать номера самолета и его двигателя, а по ним установить имя летчика.

Поисковая группа приступила к работе. Груду металла на дне озера магнитометр нащупал еще зимой. Место обозначили. А летом следовало произвести все подготовительные и основные работы.

Самолет, спеленатый двухметровой толщей ила, лежал на пятиметровой глубине. Нужна была мощная помпа, способная разогнать в стороны этот ил. Обратились в промкомбинат. Директор его, Григорий Петрович Базылев, как всегда, почесал затылок, поглядел в потолок и, не говоря ни слова, вышел из кабинета.

– Гирев… Толик, – донеслось с улицы в раскрытую форточку, – собирайся. Поедешь на Кряковское озеро. Там самолет вытаскивают. Надо помочь.

Дверь кабинета вновь отворилась, вошел Григорий Петрович:

– Ну вот, чем могу… Подойдите к Гиреву, подцепите помпу, он тоже поможет.

Тогда они еще не знали, что в озере не истребитель, а штурмовик, и, следовательно, придется устанавливать судьбу двоих летчиков. Тогда главным для них было вытащить останки самолета.

– Тут надо с подъемом, – расхаживал вдоль озера председатель колхоза «Звезда» Виктор Валентинович Суханов. – Стрелу, мужики, надо делать, чтобы от дна оторвать. С подъемом его и тащить легче, снова в ил не зароется…

А между тем аквалангист Владимир Меркулов уже искал самолет на дне озера, пытаясь руками нащупать его обшивку. Всякое могло случиться. Груда металла могла оказаться автомобилем или самоходкой, или трактором, утопленным в годы войны – у магнитометра глаз нет. Но все искали самолет. На это надеялись, и когда через несколько минут после погружения в ил Владимир вынырнул и крикнул: «Самолет!» – сердца у всех забились чаще.

Романов не выдержал, подошел к товарищу:

– Володя, никогда не видел я самолета под водой…

Тот понял желание Михаила и, хотя это было нарушением, но в отсутствие начальника экспедиции решился.

Аквалангисты долго инструктировали Романова на берегу, рассказывали как дышать под водой, как подняться наверх. Наконец облачили его в снаряжение, надели акваланг, и он погрузился в воду. Дышать было очень трудно. Вода была мутной от ила, поднятого со дна. Нацепленные на Михаила грузы тянули вниз, он погружался в зеленую бездну. Через какое-то время пропал солнечный свет, и он оказался один среди хлопьев ила, оседающего на дно. Возможно, ил засорил редуктор акваланга – дышать становилось все труднее, появилась боль в ушах, но, несмотря на это, Михаил медленно продвигался вперед. Вдруг что-то уперлось в живот. Трубка. Руками нащупал какую-то плиту, подтянулся – задняя бронеспинка, стекла – как на ИЛ-2. Правой рукой провел по борту бронекорпуса. В голове пронеслась мысль: да, это самолет… Такое он видел впервые в жизни, но думал уже не о находке, а о том, как всплыть. Вспомнил, что подниматься надо не быстрее пузырьков воздуха, и совсем забыл, что связан с берегом страховочным шнуром, и там, на берегу, все ждут его сигнала. Вовсю орудуя руками и ногами, Михаил медленно и с трудом поднялся на поверхность, выбрался на берег. Устало произнес:

– Все… Чтобы я еще когда-нибудь опускался под воду…

Ил пришлось размывать почти целый день. Потом соорудили стрелу из дерева, что росло на берегу, и Сергей Сыркин скомандовал:

– Заводи трос!

Владимир снова полез в воду, долго искал, за что бы зацепить трос, наконец, зацепил, и Саня Ларионов включил лебедку. Трос стал натягиваться, все сооружение заскрипело. Самолет, присосавшийся к дну озера, дрогнул, и по натянутому, как струна, тросу можно было понять, что он начал медленно двигаться в сторону берега. Будто могучая рыбина, он несколько раз срывался с крюка, ложился на придонный ил, и водолаз вновь и вновь нырял в мутную воду, искал на бронекорпусе какую-нибудь деталь покрепче, цеплял за нее трос, и все повторялось вновь до того момента, пока на поверхности воды не показался штурмовик.

Вот самолет уже на берегу, очищен от ила, отмыт и законсервирован. Если не сделать этого, ржавчина сразу же покроет его железные детали рыжим налетом и начнет пожирать их. Поэтому консервация – дело ответственное вдвойне. В процессе ее можно обнаружить мелкие надписи и номера. Кабина стрелка вся изрешечена осколками и прошита пулеметными очередями. Очевидно, он был убит еще в воздухе.

Броневые листы самолета помечены номером, видны цифры – 3789. Номер двигателя установили гораздо позже, его обнаружили лишь в процессе более тщательного осмотра – 4590160. Эти номера стали отправной точкой для установления имен и обстоятельств гибели экипажа.

Москва, Подольск, Центральный архив Министерства обороны. В документе, именуемом контрольными списками на потерянные моторы и самолеты за квартал 1944 года, Михаил Николаевич без труда нашел известный номер двигателя. В одной строке были обозначены дата убытия, тип самолета, его номер и номер мотора. Машина была приписана к 211-му штурмовому авиаполку.

Бросилось в глаза, что среди причин списания самолетов почти всегда фигурирует одна и та же – не вернулся с боевого задания.

Приказы по 211-му штурмовому авиационному полку. Вот и тот самый, от 25 марта 1944 года за номером 086. В третьем параграфе: «…самолет ИЛ-2 номер 303789 с мотором АМ-38ф номер 4590160 не вернулся с боевого задания. Исключен из боевого состава полка…» Приказ подписан командиром полка подполковником Стародумовым.


Самолет из озера Кряковского.

Теперь надо было установить имена тех, кто вылетел на боевое задание на самолете номер 303789.

В деле, содержащем оперативные сводки 307-й штурмовой авиационной Краснознаменной дивизии за 1943–45 годы, есть документ, подтверждающий, что 15 марта 1944 года не вернулись с боевого задания два экипажа. Вот эта сводка (хранится в ЦАМО):

«Начальнику штаба 3 ШАК

Оперативная сводка № 75

Штаб 307 ШАКД к 23.00 15.3.44. карта 100 000

…211 ШАП составом 8 самолетов уничтожал артминбатареи и живую силу противника в районе Задорино – Устье, Бородино, Сивохи. Остальной личный состав занимался наземной подготовкой.

Группа в составе 8 ИЛ-2, ведущий капитан Афонин, под прикрытием 8 истребителей от 4 гв. ИАД – ведущий Кривушин – одним заходом, двумя атаками атаковали 2 батареи ЗА противника 500 м. севернее Задорино, 10 автомашин в н.п. Устье, до 2-х батарей полевой артиллерии 200 м. западнее Бородино, до 2-х батарей ЗА вдоль дороги Слободки–Холюны. В районе цели группу атаковали 4 ФВ-190, атака производилась снизу сзади, отбита огнем воздушных стрелков и истребителей прикрытия. Группа обстреляна огнем ЗА противника до двух батарей из населенного пункта Яссы, до двух батарей из района Слободки.

С боевого задания не вернулись: лейтенант Воронов – воздушный стрелок Гончаров, лейтенант Андреев – воздушный стрелок Мельников…

Лейтенант Андреев И.М.

По наблюдению экипажей, лейтенанты Воронов и Андреев дошли до озера Серудцкое и скрылись. Больше их не наблюдали. Место нахождения неизвестно.

Начальник штаба 307 ШАКД подполковник Камынин.

Начальник оперативно-разведывательного отдела 307 ШАКД капитан Агеев».

Лейтенант Андреев значится в журналах боевых потерь, но он не погиб– напротив фамилии приписка карандашом: «Прибыл в часть 20.05.45 года». И лейтенант Воронов, если верить документам 307-й ШАКД, проходил службу дальше, повышался в звании и должности.

Заглянем в послужную карточку лейтенанта Андреева. Пятнадцатого марта 1944 года он был тяжело ранен и попал в плен, где находился по 8 мая 1945 года. В 1948 году получил звание «старший лейтенант» и 27 ноября того же года был уволен в запас. В 1944 году награжден медалью «За боевые заслуги». Следовательно, на берегу озера Кряковского похоронен воздушный стрелок. Кто?

Почему Михаил Романов не согласился с оперативными сводками 307 дивизии, где указано, что воздушным стрелком у Андреева был сержант Мельников? Потому, что эти сводки, направленные в штаб 3-й Воздушной армии, противоречили тем, которые направлялись из 211 полка в штаб 307-й дивизии. Вероятнее, ошибся писарь из штаба дивизии. В полку-то уж точно должны были знать экипажи. В этих оперативных сводках Михаил Николаевич и прочел о том, что «…экипажи лейтенанта Воронова с воздушным стрелком сержантом Мельниковым и лейтенанта Андреева с воздушным стрелком сержантом Гончаровым не возвратились с боевого задания…», и утвердился в своем предположении.

Эти же сведения, правда, с некоторыми дополнениями, были изложены в политдонесении (хранится в ЦАМО):

Начальнику политотдела 307 ШАКД

Политдонесение

…О боевой работе 211 ШАП за 15.3.44. Не вернулись 2 экипажа: экипаж лейтенанта Воронова с воздушным стрелком сержантом Мельниковым и экипаж стажера-инструктора лейтенанта Андреева с воздушным стрелком рядовым Гончаровым.

По наблюдению один экипаж совершил вынужденную посадку на озеро Боровно в районе г. Невель. О судьбе второго экипажа ничего неизвестно.

Заместитель командира по п/ч 211 ШАП майор Афанасьев».

По возвращении в часть лейтенант Андреев представил объяснительную записку об обстоятельствах пленения, из которой явствовало, что «15.3.44 года при выполнении боевого задания северо-восточнее г. Пустошки (Первый Прибалтийский фронт) самолет был подбит огнем зенитной артиллерии. При отходе от цели на трудноуправляемом самолете был атакован истребителями противника и осколками ранен в лицо. Управление самолетом потерял и врезался в землю. В бессознательном состоянии был подобран немцами и отправлен в госпиталь. 8.5.45 года освобожден частями Красной Армии».

Не удивляйтесь ошибкам, тем, которые допущены в документах, где воздушный стрелок Гончаров проходит как сержант, младший сержант, рядовой – и все в течение одного месяца, когда он находился в 211-м штурмовом авиационном полку. Теперь установлено точно: Гончаров был младшим сержантом. А если вы человек скрупулезный, не судите строго Ивана Максимовича Андреева за то, что он вместо Второго Прибалтийского фронта написал Первый Прибалтийский. Он не знал, что Пустошку и район освобождали войска Второго Прибалтийского, потому как сам воевал на Первом Прибалтийском в составе 3-й Воздушной армии, а совсем рядом, на Втором Прибалтийском, дрались летчики 15-й Воздушной армии.

Теперь мы знаем, что на берегу озера Кряковского похоронен воздушный стрелок младший сержант Гончаров. На запрос М.Н. Романова в Челябинский областной военный комиссариат ответ пришел быстро. Михаил Николаевич надеялся, что следы воздушного стрелка должны были остаться там, в Троицке, где он учился. В письме сообщалось, что в Книге Памяти по Челябинской области значится Гончаров Петр Семенович, 1902 года рождения, пропавший без вести в феврале 1944 года. Сообщались сведения о составе семьи и родственниках, проживающих в Челябинской области. Первое, что бросилось в глаза, год рождения. Так или иначе стар был Гончаров для службы воздушным стрелком. Второе – рядовой. Третье – был призван в августе 1941 года. Что-то не клеилось. Романов чувствовал это и окончательно оставил версию о рядовом Гончарове, 1902 года рождения, после того, как пришло письмо от его внучки. Татьяна Алексеевна Брежнева писала: «…Женщина, которая жила по соседству с семьей дедушки, точно помнит, что он уходил на войну в 1941 году. Вероятнее всего он не мог быть выпускником Троицкой школы воздушных стрелков… Все обстоятельства указывают на то, что это не он…»

Итак, поиск прервался. Ориентир утрачен настолько, что самое время развести руками. Ни архивные документы, ни свидетельства однополчан не могут подсказать направление, в котором следует вести поиск родных младшего сержанта Гончарова. Есть, правда, одна нить – искать посредством сведений, содержащихся в Книгах Памяти. Если живы родственники, значит они могли сообщить данные о П.С. Гончарове в редакцию Книги.

– Наверное, на время придется от этого поиска отойти, – рассуждает Романов, – чувствую, позже какая-нибудь зацепка появится. Так что точку пока ставить не будем.

Не знаю, будет ли интересна читателю эта информация, но так или иначе она связана с тем днем – 15 марта 1944 года и с тем самым боем. Оказывается, другой экипаж, а это лейтенант Воронов и воздушный стрелок сержант Мельников, будучи подбитым, тоже совершил вынужденную посадку на озеро Боровно. Было это во второй половине дня. Весенний лед раскис под солнцем, и колеса самолета сделали на нем реки-борозды. Было решено оставить самолет до утра, а самим обогреться – приземлились-то у своих.

Утром прибыли техники, подъехал трактор, зацепили самолет проволокой, стали сдергивать с места. А за ночь мороз крепко приковал колеса ко льду. В общем, чего додергали, трактор провалился под лед и чуть не утащил за собой самолет. Этот инцидент обошелся без жертв, однако трактористам пришлось искупаться.

Когда-то мы с Михаилом Николаевичем подсчитывали количество стрелковых дивизий, принимавших участие в освобождении нашего района. За точку отсчета принимали ноябрьские бои 1943 года и понемногу приближались к 12 июля 1944 года, к Дню освобождения района. Подсчитали – удивились. В боях на территории размером 50 на 30 километров в разное время вели бои более 30 дивизий, причем, кровопролитнейшие бои, унесшие жизни более 18 тысяч человек.

И до сих пор, хотя со времени тех боев минуло уже 62 года, жители района помнят о многих захоронениях и случаях, связанных с их появлением. В этих воспоминаниях есть и загадка, рожденная воспоминаниями жителей деревень Поддубье и Высоцкое.

– Около этой дороги, ведущей в деревню Васильки, было три захоронения, – рассказывал мне директор водоканала Александр Александрович Васильев, когда мы ехали в Васильки. – Вот здесь была могила партизанки, убитой при попытке бежать от полицаев. Вот здесь, на пригорочке, рядом с ближней дорогой на Высоцкое, есть могила солдата, погибшего при освобождении района. А дальше, километрах в двух-трех – могила летчика.

Рассказывают, будто его самолет был сбит, он остался жив и пришел в деревню. Один из фашистских прислужников пытался сдать летчика немцам, но деревенский люд постановил дать ему лошадь и отправить к партизанам. Так и сделали. Но не суждено было летчику добраться до партизанского отряда. Полицай подстерег его на дороге и застрелил. Кто был этот летчик?

Задачи подобного рода трудны, но мы не теряем надежды. Строжайший учет мест сбитых самолетов вкупе с воспоминаниями людей и знанием событий помогут это сделать.

– Только не сегодня, – говорит Романов, – слишком много судеб нужно перепроверить, много фактов переворошить.